– Господи, ну, конечно, можно! Сейчас я тетрадь открою… Гдеже мои очки? Куда я их сунула?! Вечно теряю, никак не могу привыкнуть, а ведьраньше-то я, как орел, видела!..

Она выудила откуда-то очки, уселась за стол, открыла толстуютетрадь на пружинах и стала быстро листать.

– Так. Вот у нас июнь, значит! Двадцать первое, двадцатьвторое… Вот! Вот двадцать шестое!

Она пододвинула к нему тетрадь, поглядела и еще поправилатак, чтобы ему удобней было читать.

– Спасибо, – пробормотал Долгов.

В списке было несколько фамилий – часть из них Долгов знал,часть не знал, вот его собственный звонок, он тогда просил Абельмана посмотретького-то, и …

И два звонка из двести девятнадцатой клинической больницы.

– А из нашей больницы кто звонил, вы не помните?

– Вот не помню, Дмитрий Евгеньевич! – Секретарша опятьмолитвенно сложила руки. – Как отрезало у меня! Эдик-то ведь об этом ужспрашивал! А я, колода старая, никак не вспомню! Вроде от главврача звонили.

– Точно?

– Вроде от него.

– А… вот тут везде фамилии, а здесь нет. Почему вы фамилиюне записали? Не помните?

Анна Ивановна только моргала виновато.

– Много звонят, Дмитрий Евгеньевич, вот я и дала промашку!

– А может, тот, кто звонил, вам и не назвал фамилию? Сказал,что от главврача, вы и соединили?

Она задумалась, просветлела лицом и произнесла торжественно:

– Точно! Так оно и было! Вот вы молодец какой, Дмитрий Евгеньевич!А я все не могу с мыслями собраться, как же это вышло, что я фамилию-то неспросила! Точно так и было! А Эдик мой как раз недели за две у вас на базеконсультировал кого-то, ну, в триста одиннадцатой то есть! Я и решила, чтоопять по тому делу, и перепросить – не переспросила! А что?! Случилось что? ИЭдик волновался, и вы волнуетесь!

Человек позвонил, сказал, что из больницы, и его соединили сАбельманом. Фамилию свою он не назвал. Абельман ответил, и… что дальше?

Допустим, звонил главврач, хотя тот точно представился бы пофамилии, а не по номеру больницы, но допустим, допустим!.. Абельман взялтрубку, главврач сказал, что это он, и попросил Эдика устроить больного в егособственную больницу?!

Чепуха какая-то.

– Анна Ивановна, – сказал Долгов задумчиво, – можно мнекопию сделать с этого листочка?

– Сию минуту сделаю, конечно! Вам только один листочек, вотэтот самый?

– Только один. За двадцать шестое.

Ксерокс выплюнул теплый листок, испачканный черным по краям,там, куда пришлись тетрадные пружины, и Долгов задумчиво сунул его в портфель.

Как правило, никто никогда не скрывается за анонимнымителефонными звонками, когда просит положить больного в ту или иную клинику. Вэтом нет никаких секретов!.. Внутри медицинского сообщества все осведомлены –вот эта больница получше, а та похуже, зато там работает Оксана Степановна, асо щитовидкой – только к ней!.. Все также осведомлены и о том, кто из врачейчего стоит, кто в чем преуспел или, наоборот, в чем отстал, на чьепрофессорское звание можно вообще не обращать внимания, поскольку оно ничего нестоит, и кто из рядовых врачей блестящий диагност или хирург!.. Хлопотать «освоих» принято и считается вполне нормальным, и скрывать это странно и глупо!..

Кто хлопотал о Евгении Ивановиче?! Почему нет фамилии налисточке за двадцать шестое июня?! Кого он просил пристроить его в больницу, иэтот «кто-то» потом просил Абельмана, а Абельман – Долгова?!

Странно. Странно и непонятно все это!..

Так же странно и непонятно, что Евгений Иванович принималснотворное, думая, что принимает нитроглицерин! Он был мнительным человеком, вэтом Долгов убедился лично, и вполне мог вбить себе в голову, что страдаеттяжким сердечным недугом. Но таблетки нитроглицерина не перепутаешь ни с какимидругими! Они крохотные, быстро тают во рту – если таблетки, а не капсулы.Капсулы тоже крохотные, красные и тоже очень легко узнаваемые! Если Грицукпринимал нитроглицерин, значит, должен был знать, как он выглядит! Снотворныетаблетки совершенно на сердечные не похожи!

Мнительный Евгений Иванович не мог не заметить подмены! Аесли заметил, почему принимал?!

Стоп, сказал себе великий сыщик Долгов. Остановись. Тыслишком увлекся.

Никто не знает, принимал он их или не принимал! Таблеткинашли у него в вещах уже после его смерти! Он вполне мог их и не принимать! Онвсе время повторял, что его хотят убить и вот-вот убьют из-за книги, которую оннаписал и в которой «всех разоблачил». Может быть, его кто-то пугал?!

Долгов вышел из вымытых до блеска стеклянных дверей и пошелк своей машине, которую боком приткнул почти на пороге какой-то кофейни.

Надо бы помыть, равнодушно подумал Долгов про машину.Грязная, как трактор, вернувшийся с посевных работ. Впрочем, оно и понятно.Вокруг триста одиннадцатой больницы действительно идет все время стройка, и мойее хоть каждый день, все равно стоит один раз проехать, особенно после дождя, иготово дело! Машина вся в глине!

Кто-то что-то недавно говорил про грязную машину и продождь, Долгов никак не мог вспомнить.

Какой-то парень, которого он «запер», ходил вокруг его джипаи монотонно ругался в мобильный телефон.

– Слышь ты, придурок! – заорал он на Долгова, когда тотнажал кнопку и машина мигнула фонарями, открываясь. – Кто так тачку ставит?!Не, ну кто так ставит?! Подожди, это я не тебе, тут придурок пришел, которыйменя запер! – Это уже в телефон. – Слышь, мужик, ты бы радовался, что я тебестекла не переколотил! В следующий раз так поставишь, костей не соберешь, это ятебе обещаю!

Тут Долгов повернулся и посмотрел орущему в лицо сверхувниз. Он смотрел две секунды, не отводя глаз, и парень вдруг поперхнулся своейруганью, сунул телефон в карман и вытянул руки по швам.

– Я поставил только на пять минут, – негромким голосомсказал Долгов. – Прошу прощения, что доставил вам неудобства.

Парень шмыгнул носом.

– Да ладно, чего там, – пробормотал он, провожая взглядомспину Долгова, который садился в машину. – Это я к тому, что мало ли что, вдругой раз так поставишь, так еще того… фару кто-нибудь разобьет…

– До свидания, – попрощался вежливый Долгов и вырулил стротуара.

У него болела голова – оперировать ему нравилось гораздобольше, чем изображать из себя сыщика, и в этих самых сыщицких делах он никудане продвинулся.

Ну, листочек с телефонными звонками он получил. Ну, узнал,что жена покойного Грицука совершенная неврастеничка. Подложный нитроглицериноказался каким-то сложным препаратом, в основе которого были старые добрыебарбитураты. Ну, допустим, что никто Грицука не травил и снотворное онлошадиными дозами не принимал! Положим, Глебов выяснит, были ли у негонаследники, и было ли им что наследовать – в этом Долгов уж точно ничего непонимал!