на курс. Правда, на первом вышла маленькая задержка, но по совершенно уважительной причине: наш герой не успел в один год познакомиться с московской жизнью…

Наступил последний год пребывания в университете. Вместе с ним проснулась мучительная забота о будущем. Как практический человек, Богомазов понял в глубине души, что приближается в его жизни новая эра. Студенческий мундир и принадлежность к молодому обещающему поколению давали ему до сих пор престиж и открывали многие двери, а теперь при вступлении в действительную жизнь необходимо было заранее подумать о замене этого мундира чем-либо равноценным… Кроме того, Государственный экзамен камнем висел на шее. Хотя Богомазов вёл ещё прежний образ жизни, но уже ночью непременно снился кошмар: Государственный экзамен, обнявшись с ехидной – заботой о будущем, плясали головокружительную пляску, от которой томилось сердце, а в мозгу долбила мысль:

– Пора, пора, пора!..

Утром Богомазов просыпался разбитый и обессиленный и предавался мировой скорби… Стояла уже половина сентября… Готовиться к экзамену Богомазов не мог, пока зияла пустота, открывавшаяся после окончания курса. Таков уже был человек: прежде чем делать дело, необходимо сознание цели этого дела – не смутной цели вроде неопределённого кандидата на судебные должности или голодного помощника присяжного поверенного, а такой, где нашли бы себе выражение все яркие черты богомазовской натуры. Тысячи идей и планов вертелись в голове студента четвёртого курса…

С некоторого времени, однако, мысли его стали концентрироваться и приходить к общему знаменателю. И вот однажды утром, когда Богомазов лежал ещё в постели, смутное и неясное вдруг осветилось яркой и блестящей идеей, и эта идея формулировалась в двух словах: «остаться при университете».

Уже давно Богомазов рисовал себе ширь горизонтов, открывавшихся перед оставленными при университете. Во-первых, аппетит культурности удовлетворялся в полной мере: почёт, положение, насыщенное самолюбие, отчасти материальная обеспеченность. Последнее, впрочем, не так важно – известно, что профессор или кандидат в профессоры пользуется огромным престижем, и каждая богатая невеста с удовольствием отдаёт руку и сердце такому человеку. Если же надоест быть учёным, то всегда при данных условиях можно отыскать очень хорошее местечко…

Вот какие мечты бродили в голове Богомазова уже не первый месяц. Но всё было разрозненно и не имело реальной подпочвы.

И в это утро в Богомазове внезапно созрело решение… Как голодный, который давно уже чувствует вблизи опьяняющий запах бифштекса, вдруг понимает, что этот бифштекс можно съесть, хотя он чужой…

Богомазов решил безотлагательно остаться при университете, т. е. сделаться учёным…

Какие же данные были у него, чтобы решиться на такой шаг, если ничего общего ни с одной наукой он не имел? Ещё в прошлом году, когда Богомазов издавал лекции и познакомился с тайными пружинами университетского хода дел, он понял, что здесь, как и везде, есть мутная вода, в которой водится недурная рыбка. Достигнуть профессорской кафедры можно не прямым, а окольным путём. Нужно суметь понравиться тому или иному профессору, и дело в шляпе. Понятно, всё зависит от того, что за человек данный профессор, со многими из них никакая тактика не имеет смысла, потому что они требуют дела, способностей, знаний. Но есть и такие, которые сами пролезли с кондачка и не мешают, даже по мере сил способствуют людям своего пошиба.

Всё это знал Богомазов, и потому первая мысль его, когда он стал размышлять об осуществлении своего намерения, была о необходимости правильной классификации профессоров…

Богомазов в одном белье вскочил с постели и подбежал к столу. На клочке бумаги записал всех профессоров своего факультета. Потом зачеркнул действительно учёных, требующих от своих учеников положительных знаний, и ничего больше.

– Эти не годятся, – сказал Богомазов, тщательно замазывая их фамилии.

Из оставшихся он отметил крестиками тех, которые, по его мнению, были сомнительными, и списал на новый листок наиболее «верных»…

Одеваясь, Богомазов ломал голову над тем, какая из наук интереснее, – с кого из профессоров начать действовать. Шансы добиться желаемого одинаковы у списанных на особую бумажку…

Какая же наука более по душе?

Но это был положительно неразрешимый вопрос и отвлекал от главного, и, чтобы сразу покончить с ним, Богомазов закрыл глаза и ткнул пальцем в бумажку с профессорами – вышел Гнипов…

Оставалось только обдумать тактику, сообразную с личными качествами этого учёного.

Гнипов любит, чтобы ходили к нему на лекции и записывали всю ту ерунду, которую он несёт в продолжение положенных 40 минут. И Богомазов решил скрепя сердце походить на лекции, пока что… Кроме того, нужно завести с Гниповым знакомство.

Проглотив наскоро стакан чая, наш герой, не теряя драгоценного времени, отправился в университет. По дороге приобрёл карандаш и тетрадь в чёрной обложке.

В этот день Гнипов читал лекцию. И Богомазов, поместившись на первой скамейке, как раз против профессора, стал усердно записывать в тетрадь содержание лекции. Так как Гнипов очень иллюстрировал свою лекцию анекдотами, то писать много не приходилось. Зато Богомазов громко хохотал после каждого анекдота почтенного лектора. Большинство из анекдотов действительно были смешны своей явной бессмысленностью. Профессор несколько раз благосклонно взглянул на Богомазова и даже раз улыбнулся, чем привёл нашего героя в невероятный восторг.

– Дело идёт на лад, начинает замечать, – радостно бормотал Богомазов, потирая руки под скамейкой.

И, когда профессор закончил свою лекцию такой остротой: «В следующий раз мы будем говорить о генеральном межевании, но, милостивые государи, это межевание ничего общего с генералами не имеет», – будущий учёный не выдержал и громко зааплодировал. Сзади послышалось зловещее шипение. Тогда вся первая скамейка захлопала в свою очередь, и шипение было заглушено.

Улыбающийся профессор спускался по лестнице, и Богомазов подлетел к нему.

– Господин профессор, скажите, пожалуйста, так ли я понял ваш взгляд на второй период данного вопроса? – и Богомазов, вертясь около уходящего профессора, резюмировал своё понимание.

– Совершенно верно, милостивый государь.

– Простите, господин профессор, что я вас решился обеспокоить, но меня очень интересует этот вопрос…

Поклонившись, Богомазов отошёл от профессора и вскоре вышел из университета.

«Заметил меня, заметил!» – радостно думал Богомазов. – Главное, чтобы он заметил. Гнипов признаёт только тех студентов, которые постоянно сидят на его лекциях и записывают. Он даже прямо говорит: «Я, милостивые государи, на экзамене делаю привилегию посещающим мои лекции». Эта привилегия сплошь и рядом становится возмутительной несправедливостью…

«Ну что ж, тем лучше для нас, – подумал Богомазов. – Тактика с Гниповым проста и удобоприменима… Однако что ж предпринять теперь? Одним Гниповым, разумеется, нельзя ограничиться, дело с ним может не выгореть, а тут каждая минута дорога. Схожу-ка я к земляку Розанову, который был оставлен при университете года