Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шандор резко отпустил мою руку и отскочил в сторону, словно его окатили ледяной водой.
– О, я думал, я последний, – чуточку смутившись, обронил отец.
Он принес букет цветов. Ставить его некуда, но наверняка у медсестер найдется еще какая-нибудь емкость.
Мужчины поприветствовали друг друга, и Шандор не стал более задерживаться. Я бросила на него тоскливый взгляд, он улыбнулся и ушел. Я сделала глубокий вдох и распростерла отцу свои объятья. К своему стыду призналась себе, что с появлением Шандора об отце почти не думала. «Что у нас с твоим сознанием? Он его заполонил собой?» – спросил Марк на даче. О да, – ответила тогда я. И сейчас я лишний раз нашла этому подтверждение.
– Поздравляю, мое солнышко, с днем рождения! Извини, что так поздно. На работе возникла экстренная ситуация, пришлось задержаться.
Все, как и сказал Шандор. Так, наверное, и было.
– Ты побудешь со мной?
– Ну, конечно. Что у тебя тут? «Рыжик»? Мама, как всегда, постаралась.
Он сел на стул, и я стала его обслуживать. Себе я уже не стала ничего накладывать.
– Хороший мальчик, да? – спросил отец, с любопытством поглядывая на меня.
– Кто? Шандор?
– Как ты все-таки странно его называешь. Разве он не Юра?
– Юра, по документам. Но среди своих он Шандор. И мне кажется, это имя ему больше подходит.
– Среди своих? Кто он по национальности? Он хорошо говорит по-русски. Словно это его родной язык.
– Он цыган, папа, – садясь на стул, сказала я.
– Цыган?!
Бровь отца взлетела вверх. Я не могла разобрать, какого рода было его удивление.
– Ты имеешь что-то против цыган?
– Нет. Ты знаешь, я не имею никаких предубеждений к кому бы то ни было. Я просто… приятно удивлен. Он располагает к себе. А как он за тебя переживал.
И снова недвусмысленная улыбка на лице отца.
– Моя девочка ничего не хочет рассказать своему отцу?
– Что ты хочешь от меня услышать? Мы с Шандором просто друзья.
– Я видела, как ты на него смотрела. И еще помню, как ты за него заступалась. Больше инцидентов с Егором не было?
– Нет… Шандор мне нравится. Он очень интересный… и умный. И добрый… Но мы просто друзья. Не воображай ничего.
Отец испытующе смотрел в мои глаза, и я поспешила отвлечь от него взгляд, чтобы выпить таблетки, которые мне принесла медсестра. Пока я суетилась, наливая себе стакан воды и вскрывая упаковку с таблеткой, отец ковырялся ложкой в тарелке, разламывая кусок торта на мелкие части, но не спешил их пробовать. Обиделся, что я таюсь от него? Но как ему все рассказать? У Шандора есть невеста, и это обстоятельство отца определенно расстроит. Как он тогда станет к нему относиться? Не пропадет ли симпатия, которую я замечаю по отношению к нему? Нет, пока я не готова говорить с отцом о Шандоре. А буду ли когда-нибудь готова, неизвестно. Меньше всего мне хотелось, чтобы меня жалели.
– Была у меня пациентка пару лет назад, – заговорил отец. – Девочка шести лет. Она была цыганкой. Такая славная. Огромные черные глаза, маленький крючковатый нос, и очень обаятельная улыбка. Немногие выглядят с лысой головой такими очаровательными, какой была она. Девочка лежала в больнице с матерью. А под окна к ним приходил целый табор. Они пели песни, танцевали, всячески подбадривали девочку. Она не плакала и не боялась смерти. А ведь ей было всего шесть лет.
Отец замолчал, и я предположила худшее.
– Она умерла?
– Да. Они поздно обратились за помощью, мы могли только чуть отсрочить ее кончину, но не спасти. Цыгане очень жизнелюбивый народ, и даже когда она умерла, они тоже пели. Хоть я и видел слезы на глазах женщин.
Я протянула руку к отцу и сжала его запястье.
– Ты не должен себя винить.
– Да, я знаю. Но все равно в такие минуты думаю, что работаю недостаточно хорошо, что-то упускаю.
Отец встряхнул головой.
– Ой, о чем это я сегодня? Прости, Лизонька. У тебя праздник, а я о грустном.
– Ничего, папа, я понимаю. Жизнь не только праздник. Давай ешь, мама непременно захочет узнать, понравился ли тебе торт.
Глава девятая
На седьмой день меня выписали домой. Я чувствовала себя хорошо, головокружения и головные боли не беспокоили, и обследования показали, что я в норме. Мне был рекомендован покой, и мама собиралась строго за этим следить.
Я просила маму не отказываться от Турции, потому что бабушка согласилась меня принять, следить за моим состоянием и, в случае чего, сигнализировать медикам. Но я не сомневалась, что поводов для того не будет. Марк обещал навещать меня у бабушки по выходным в те две недели, что родителей не будет. В конце концов, хоть какой-то отдых на море этим летом ему перепадет.
Ограничения по просмотру телевизора, чтению книг и прослушиванию музыки сохранялись еще на пару недель. Если в течение этого времени инцидентов с головными болями и прочим не будет, то можно вводить их в свой «рацион», но дозировано. Поэтому для меня особо ничего не изменилось. Разве что теперь я была дома.
Убираться мама мне не позволяла, чтобы ограничить физическую нагрузку, но готовить мне не запрещалось, и я стала осваивать кухню. Я плохо владела этим искусством, поэтому прибегала к помощи маминых рецептов и кулинарных книг. Должна же я когда-то это постигнуть и стать для будущего мужа, кем бы он ни был, хорошей хозяйкой.
Мама дегустировала мои блюда и делала замечания, указывала на мои недочеты и ошибки. А они были всегда. Отец был менее капризен, ему все нравилось, и, кто из них был объективнее, я не понимала. Как-то решила поэкспериментировать свои блюда на Марке. Пригласила его на ужин, маму просила не говорить, кто готовил. Савельев съел первое и второе без каких-либо эмоций, без конца болтал про свою работу, и когда я поинтересовалась, понравился ли ему ужин, коротко ответил: «Да, спасибо». Тогда я сделала вывод, что Марку все равно, что есть, лишь бы было в меру соленым. Вот если бы на его месте был