раскланивалась со мной, когда я представился и задал ряд вопросов по её работе. Через несколько месяцев было опубликовано несколько статей в престижных журналах, в которых эти данные были представлены в деталях. Было приятно, что наши результаты in vivo получили полное подтверждение в работах in vitro. Замечу, что, в отличие от американских ученых, которые крайне редко цитируют работы своих предшественников из других стран (чаще вообще не цитируют), японцы ведут себя значительно корректнее.

Работавший в НИИ экспериментальной медицины бывший сотрудник лаборатории Г. Б. Плисса Валерий Елисеев познакомил меня с В. М. Прокопенко – старшим научным сотрудником лаборатории перинатальной биохимии НИИ акушерства и гинекологии им. Д. О. Отта РАМН, с которой мы выявили антиоксидантные свойства эпиталамина[113], [114]. Коллега Прокопенко – Татьяна Опарина, участвовавшая в этих экспериментах, рассказала о работе своему мужу Сергею Мыльникову – доценту кафедры генетики ЛГУ. Сергей работал с дрозофилами. Мы встретились с ним, и он согласился исследовать влияние мелатонина и эпиталамина на продолжительность жизни и свободнорадикальные процессы у плодовых мух[115]. Эти исследования требовали расширения и подтверждения, и я привлек к сотрудничеству проф. Л. К. Обухову из Института химической физики РАН, которая вместе со своим учеником Д. М. Измайловым не только подтвердила основные результаты Мыльникова, но и существенно их дополнила. Тогда же состоялось наше знакомство с заведующим лабораторией перинатальной биохимии профессором Александром Вартановичем Арутюняном, с которым мы сотрудничаем уже многие годы. Супруга Арутюняна – Людмила Семеновна Козина стала ученым секретарем диссертационного совета в институте Хавинсона.

Окно в Европу

В 1995 году в Амстердаме состоялся III Европейский геронтологический конгресс. Впервые на международный конгресс мы поехали с В. Хавинсоном. Раньше, когда он был полковником медицинской службы и даже стал начальником созданной им лаборатории пептидной биорегуляции при Военно-медицинской академии, в заграничные командировки его не пускали. Запомнились прекрасный город, его дома, каналы, Национальный музей, памятники и особые достопримечательности, конечно же, квартал «красных фонарей» – где, как в зверинце, за стеклянными витринами сидели полуобнаженные жрицы любви на любой вкус и цвет. На конгрессе я сделал доклад об ускоренном старении, вызванном 5-бромодезоксиуридином, у крыс и мышей.

В Амстердаме мы познакомились с Андрусом Вийдиком, работавшим в Дании и бывшим в то время президентом Датского геронтологического общества. Я был знаком ранее с его женой Моникой Скалицки, работавшей в Вене и занимавшейся изучением влияния физических упражнений на продолжительность жизни крыс. Во время поездки в Вену в 1994 году я посетил ее лабораторию в Венской ветеринарной академии. В Амстердаме президентом Европейского отделения МАГ был избран профессор Марио Пассери, заведовавший кафедрой гериатрии в клинике Университета Пармы (Италия), – замечательный организатор, хороший специалист и интеллигентный человек. Пожалуй, в пору президентства Пассери в Европейском отделении МАГ был расцвет активности геронтологии в Европе, всецело обязанный его таланту и организаторским способностям.

Одним из первых успешных мероприятий, организованных М. Пассери, было совещание президентов национальных геронтологических обществ стран Европейского региона, которое состоялось в Парме в конце марта 1996 года. На него были приглашены представители 28 государств Европы, в том числе еще не принятых официально в МАГ. Особенно это касалось стран бывшего СССР. Получили приглашения и приехали на совещание В. В. Безруков, Н. Н. Кипшидзе, я и кто-то ещё из бывших «наших», кажется, доктор из Таджикистана. В работе совещания приняли участие руководитель отдела геронтологии ВОЗ бразилец Алекс Калаш, члены исполкома ЕРО МАГ. Мы подняли вопрос о приёме геронтологических обществ бывшего СССР в МАГ. По предложению М. Пассери общества России, Украины и Грузии были приняты в качестве ассоциированных членов ЕРО МАГ. Окончательно вопрос о вступлении в МАГ в соответствии с уставом МАГ был решен на очередном конгрессе МАГ в Аделаиде в 1997 году.

Если Господь попущает

В октябре 1996 года киевский Институт геронтологии организовал конференцию по геропротекторам в Одессе. Жили все в гостинице «Аркадия» на 16-й станции Большого Фонтана – звучит как музыка! Была чудная золотая осень. Я пешком ходил из гостиницы до Института глазных болезней им. Филатова, где проходили заседания. Конференция была замечательная. Запомнилось несколько эпизодов. На одном заседании я задал какой-то вопрос выступавшей с докладом молодой сотруднице Одесского мединститута. Председательствовавшему на заседании необъятных размеров академику-одесситу показалось, что я нападаю на докладчицу, которая была его ученицей. Он налился кровью и буквально заорал на меня, при этом вся тирада была на украинском языке, хотя все доклады делались на русском. Я сначала опешил от неадекватности такой реакции на мой скромный вопрос, к тому же не вполне понял, что так возмутило в моем вопросе уважаемого председателя, и, не владея украинской мовой, обратился к нему на английском с просьбой уточнить, что он имеет в виду. Надо было видеть, как почтенный академик хватал ртом воздух, как хохотали Г. М. Бутенко, В. В. Безруков и другие! Академик, видимо, совсем не знал английского языка. Вечером в замечательном Доме ученых состоялся «товарищеский ужин», на котором одесский академик подошел извиняться – мол, не знал, что я президент Российского геронтологического общества. А если бы был не президент, то что – можно орать?

Запомнилось посещение Оперного театра, где гастролировала китайская опера, а также замечательная автобусная экскурсия «Литературная Одесса». Прощаясь с нами, а на экскурсию поехали человек двадцать, экскурсовод сказала, что давно в ее практике не было столь внимательно и заинтересованно слушавшей ее группы. Я до этого только однажды был полдня в Одессе с детьми и Леной по дороге из Кишинёва в Затоку, куда мы ездили на море. За несколько дней конференции я был просто очарован городом, его улицами, парками, морем и людьми. Посетил «Гамбринус» на Дерибасовской. Пешком возвращался в гостиницу, и сложилось:

Октябрь в Одессе

В Одессе осень. Воздух чист.

Шуршит листвой бульвар Французский.

И обожгло мою ладонь

Пожатие ладони узкой.

Здесь, тихой музыки полны,

Стоят дома с загадкой окон.

И чувство странное вины,

Когда смотрю на светлый локон.

Здесь всё – гармония. На лист

Сами собой слетают стансы,

И чаек крик над головой

Звучит забавным диссонансом.

И, сознавая связь времён,

Крепя в душе приязни узы,

Я слышу, как, спустясь с небес,

Кружатся в тихом вальсе музы.

Нескучным оказалось возвращение из Одессы. Поезда ходили полупустые. Я ехал в четырёхместном купе до Питера в полном одиночестве. А вот два соседних купе были заняты каким-то высоким церковным чином и сопровождавшей его свитой из священников более низких званий. Они непрерывно сновали по коридору вагона. Дорога предстояла долгая. Спустя какое-то время я отловил молодого