был ответ. Я не удержался и с места спросил, а что известно о русской водке? Ответ последовал незамедлительно: «О, рашен водка – вне конкуренции!»

Симпозиум «Старение и рак» Научным комитетом конгресса было поручено подготовить мне. В качестве сопредседателя я пригласил Людовико Балдуччи из Университета Южной Флориды в г. Тампе. Симпозиум прошел очень хорошо. На конгрессе было множество блестящих лекций, интереснейших заседаний. Я встретил много старых знакомых. Приятно было пообщаться с Артуром Эверитом – известнейшим австралийским геронтологом, посещавшим дважды лабораторию В. М. Дильмана в Ленинграде. Эверит познакомил меня с Рони Холидеем – классиком современной геронтологии. Встретил Харви Коэна из Университета Дюка, в отделе которого я дважды читал лекции при посещении Северной Каролины, да и он был у нас в Питере, даже у меня дома. Много и приятно общались с Ричардом Рейтером, которого я познакомил с В. Хавинсоном, ходили вместе в ресторан есть кенгурятину. На конгресс приехали Л. Б. Лазебник из Москвы, группа самарцев – Г. П. Котельников, О. Г. Яковлев и ещё кто-то из его института, Серго Рыбаченко – начальник Московского областного госпиталя ветеранов войн, Людмила Михайловна Белозёрова – специалист по определению биологического возраста у людей, возглавлявшая Пермское отделение нашего общества. Были и киевляне, возглавляемые директором киевского Института геронтологии В. В. Безруковым, приехал директор НИИ терапии в Тбилиси академик АМН СССР Н. Н. Кипшидзе. Ожидали заседания Совета МАГ, на котором должны были принять в её состав Украину, Грузию и Россию.

Наконец, наступил исторический день – 21 августа. Мы с В. В. Безруковым пришли на заседание Совета, и я неожиданно встретил там Серго Рыбаченко. На мой удивленный вопрос о цели его присутствия на заседании он буквально ошеломил меня, сказав, что представляет здесь Межрегиональную ассоциацию «Геронтология и гериатрия», возглавляемую Л. Д. Иткиной, которая также подала заявку на вступление в МАГ. Я об этом ничего не знал. Ситуация была не вполне приятная. Профессор Эдит Береги, передавшая на церемонии открытия конгресса в Аделаиде свои полномочия президента МАГ профессору Гари Эндрюсу, зачитала список поданных аппликаций на вступление в МАГ, среди которых значились Геронтологическое общество Российской академии наук и Ассоциация «Геронтология и гериатрия». Начались жаркие дебаты. Дело в том, что по уставу МАГ каждая страна имела право быть представленной в МАГ только одной ассоциацией (обществом). Только Великобритания была представлена тремя обществами, которые существовали на момент организации МАГ в 1950 году. Даже в Германии, в которой изначально существовало пять различных гериатрических и геронтологических обществ, произошло объединение их в одно, вошедшее в МАГ. Представитель Германии заявил, что если России можно иметь представительство двух обществ, как предлагали некоторые страны, мотивируя, что страна уж очень большая, то чем Германия хуже? Шум поднялся страшный. Кто-то из делегатов латиноамериканских стран (кажется, Колумбии) заявил, что у них в стране три геронтологических общества и в условиях демократии каждое имеет право на членство в МАГ. Было принято решение не менять Устав и не вносить смуту в МАГ, поскольку прием нескольких обществ от одной страны неизбежно приведет к дроблению национальных обществ и ассоциаций: амбиции лидеров – страшная вещь. Вспомним, к чему привели амбиции региональных «вождей» в некогда могучем СССР. Э. Береги предложила дать по пять минут представителям двух претендующих на членство в МАГ российских организаций, чтобы они рассказали о своих обществах, их целях, задачах и деятельности. Первому пришлось выступать мне. Я рассказал, что общество организовано в 1994 году, имеет 7 региональных отделений, более 200 членов, объединяет биологов старения, клиницистов-гериатров, социальных работников и демографов, выпускает «Вестник Геронтологического общества РАН», готовит к выпуску первый номер журнала «Успехи геронтологии», проводит многочисленные мультидисциплинарные научные конференции, имеет контакты с Европейским отделением МАГ и будет радо принять в свой состав всех членов Межрегиональной ассоциации «Геронтология и гериатрия». Затем слово предоставили С. Рыбаченко. Он немного говорил по-английски, но, видимо, от волнения не смог ничего вымолвить и растерянно оглянулся на нас с Безруковым, с которым мы сидели рядом. Владислав развел руками – он представлял другую страну. Тогда встал я и сказал, что готов переводить выступление. Рыбаченко доложил о деятельности своей Ассоциации, подчеркнув, что она также носит мультидисциплинарный характер и в неё входят не только практические работники, но даже профессора, и они тоже намечают издавать журнал. Я старался по мере сил дословно переводить его выступление. Ситуация опять повисла в воздухе. И здесь решающую роль сыграл президент Европейского отделения МАГ профессор Марио Пассери. Он попросил слова и в краткой, но ёмкой речи заявил, что был в России и лично знакомился с состоянием дел в российской геронтологии, знает только об активной деятельности Геронтологического общества Российской академии наук, которую он оценивает как полностью соответствующую уставу МАГ, персонально знает ее руководителей, посещал Институт биорегуляции и геронтологии в Петербурге и Городской гериатрический центр, охарактеризовал их как учреждения международного уровня, но ничего не знает о деятельности второй организации, претендующей на членство в МАГ. От имени Европейского отделения МАГ он предложил поддержать кандидатуру возглавляемого Анисимовым Общества и просить его сделать всё возможное для приёма в свое общество членов Ассоциации, представляемой доктором Рыбаченко. При голосовании подавляющим большинством голосов Геронтологическое общество при РАН было принято в МАГ, а я вошел в Совет МАГ и Совет его Европейского отделения. Меня все поздравляли, подошел расстроенный С. Рыбаченко, пожал мне руку, поздравил с приёмом в МАГ и поблагодарил за помощь. Вечером на приёме президентов национальных обществ, на которое был приглашен и Рыбаченко, ко мне подошла президент одного из геронтологических обществ Великобритании, сердечно поздравила с избранием и сказала, что на неё и многих коллег из других стран произвело большое впечатление, что я стал помогать своим конкурентам. «Немногие так поступили бы в подобной ситуации», – сказала она, пожав мне руку. Хотелось ответить, что так поступают все советские люди. Но пионерский галстук я оставил дома, Страны Советов уже не существует и такие «атавизмы» активно искореняются новой действительностью. Но я не стал всего этого говорить – британцам всё равно не понять…

В октябре 1997 года в Париже состоялся Международный конгресс по хронобиологии, на который я получил приглашение от президента конгресса Ива Туиту. На конгрессе я впервые познакомился с москвичами С. И. Рапопортом, Н. К. Малиновской и Р. М. Заславской, а также профессором-фармакологом из Ставрополя Э. Б. Арушаняном, работы которых по мелатонину мне были хорошо знакомы. Мы с Леной, сопровождавшей меня в этой поездке, как-то быстро подружились с милыми, интеллигентными коллегами, к тому же отличавшимися завидным чувством юмора.

В декабре 1997 года Хавинсон, Дина Соловьева и я полетели в Венецию на конференцию по биологии старения, организованную ЕРО МАГ и AFAR (Американская федерация исследований