– Каждой женщине, мужчине и ребенку, Меньшему и Вельможе, дается равное количество времени каждый день, и не больше того, – ответил Джавьед.

Следующим утром Тау пришел на двор первым и ушел последним. Он избил льняной манекен так, что его помятый шлем теперь вертелся на тонкой голове. В тренировочных боях он не знал устали и, даже ослабленный после лихорадки, изматывал себя сильнее, чем любой другой в их Чешуе.

Когда его братья по оружию уходили со двора, он вел мнимые бои сам с собой, повторяя все, что было за день. Затем, когда усталость становилась неодолимой, садился во дворе, закрывал глаза и мысленно воспроизводил каждый бой, мысленно поправляя ошибки, которые допустил в работе с мечом. Но и этого ему было мало.

Теория Джавьеда состояла в том, что тренировки должны были превратить полукровок в боевой эквивалент Малых Вельмож, но не Меньших в Вельмож. Тем не менее Тау не находил в методах Джавьеда недостатков. Они приносили превосходные результаты, и эти результаты не зависели от происхождения.

Главный способ улучшить навыки владения мечом состоит в том, чтобы приложить больше усилий на занятиях. Чем больше усилий, тем быстрее боец улучшит свои навыки. В этом Джавьед был прав, и Тау старался как мог. Он отдавал все силы, что имел, но все равно не мог уравнять три цикла цитадели с одним в Исиколо.

Времени, которое оставалось до конца обучения Тау, могло не хватить, чтобы достаточно подготовиться и превзойти умениями природные преимущества подготовленного Великого Вельможи. Такой, как Келлан Окар, все равно будет лучше.

Тау бросил мечи на землю и завопил во тьму ночи, испугав стражника на верхушке ближайшей стены Исиколо. Упал на колени, сел в молитвенную позу, но ему было нечего сказать Ананти.

А что было говорить Богине, которая позволила убить его отца и сделала Тау Меньшим, так что о справедливости ему оставалось только мечтать? Как ему было относиться к создательнице, давшей ему волю, но не давшей путь?

Он заметил вспышку молнии, осветившей черное небо, – разветвившись на дюжину отростков, она пронзила воду вдалеке, будто копье. Такое случалось редко. Бури и дожди бывали на Ксидде нечасто. Тау подождал, когда раздастся гром. Тот грянул, прокатившись издалека, – звук донесся до Тау в то же дыхание, когда к нему пришла мысль, которая обещала изменить ход его жизни.

Тау качнулся на каблуках. Он увидел путь, тропу, которая ждала, чтобы по ней прошли, и это испугало Тау сверх всякой меры, потому что он больше не знал, обладает ли он своей волей. Он хотел его забыть, проигнорировать, отвергнуть. Он мог пойти поспать, присоединившись к своим товарищам, потом проснуться утром и вести себя, как все, – тренироваться, смеяться, выпивать и воевать на бесконечной войне против врага, которого, по мнению Джавьеда, было не одолеть. Он мог позволить памяти своего отца померкнуть и стать великим Меньшим, мужчиной, который стоял лишь в нескольких шагах позади Вельмож в марше омехи по страницам истории.

Или мог стать кое-кем бо´льшим.

Не вставая с колен, Тау закрыл глаза, сделал несколько медленных вдохов и позволил Исихого забрать его.

Он стоял в тренировочном дворике, но и сам дворик, и луга были затянуты мглой. На смутно различимых стенах Исиколо стражи не было видно, а небо плыло, беспокойное, как Ревы. Тау посмотрел на себя. Он сиял и знал, что это продлится недолго. Он встал, чувствуя облегчение от того, что с ним были его мечи, и вынул их трясущимися руками, ощущая подступающую к горлу желчь. Он сопротивлялся желанию выдохнуть и покинуть это злое место. Тау остался, и тогда явились демоны.

Тот, кто завидел его первым, выглядел чудовищно. Вдвое выше Тау, он был покрыт пятнистым хитином, а две длинные конечности оканчивались клешнями. Тварь неслась к нему на шести шипастых ногах, чирикая круглой пастью, которая безотчетно открывалась и закрывалась, являя кольца зубов, тянущиеся до самой глотки.

Тау крутил мечи с показной смелостью, которой на самом деле в себе не чувствовал.

– Давай! – крикнул он, нападая.

Тварь резко остановилась, клешни замерли в воздухе. Тау воспользовался его замешательством, чтобы нанести первый удар. Клинок врезался чудищу в правую руку и клешню. Тварь завизжала на Тау, отдернула руку и вцепилась второй клешней ему в шею. Тау выставил блок мечом слабой руки, но существо отбило меч и стиснуло его, чуть не зажав в тисках и голову. Тау отступил назад и выпростал меч из хватки твари, чтобы обоими клинками атаковать ее всюду, где, по его разумению, могли оказаться слабые места. Он отколол несколько кусочков от его панциря, но больше ничего добиться не удалось.

Издали, из тумана, донеслось улюлюканье, от которого у Тау волоски на затылке встали дыбом. Он даже не осмеливался оглянуться. Мужество покидало его. Он сосредоточился на схватке, пытаясь обойти чудище, которое было перед ним, чтобы видеть одновременно и его, и то, что приближалось, но чудище с клешнями было непреклонно.

Страх возрастал, угрожая его одолеть. Он не мог драться с демонами один на один, и покидать Исихого, выдохнув весь воздух, было уже поздно. Демоны были готовы разорвать его на куски, прежде чем он успеет это сделать. Закончиться все это могло только одним. Но он знал это, когда сюда шел.

Его ждала страшная смерть, но знать об этом и видеть перед собой – не одно и то же. И в этот момент Исихого стало для Тау по-настоящему опасным. Когда демон сзади приблизился, а тот, который был впереди, бросился на него, Тау больше не мог игнорировать мощнейшую энергию темного мира.

Он ощущал ее повсюду вокруг себя, и зачерпнуть ее было проще простого. Он мог воспользоваться ею, чтобы остановить чудищ, побороть их. С ее помощью он мог разорвать их на куски, убежать, спастись. Энергия была рядом, только протяни руку – когда демон с клешнями ухватил Тау за сильную руку и сломал кость надвое.

Боль и потрясение пронзили Тау одновременно, и он, не раздумывая, потянулся за подношением Исихого. Но второй демон добрался до него раньше, чем он успел его взять. Тварь сомкнула челюсти у него на затылке, расщепив позвоночник и повалив на землю. Тау упал, бессильный и искалеченный, с совершенно разбитым телом и таким же разумом.

Невидимый демон укусил его еще раз, а чудище с клешнями подскочило к нему и, врезавшись панцирной ногой ему в правое бедро, принялось кормиться. Со сломанным позвоночником, Тау не чувствовал ног, не ощущал, как двое демонов вскрыли ему грудную клетку. Однако слышал, как они вышвыривают из него внутренности, и чувствовал, как они толчками сотрясают его тело.

Когда подобрался третий демон, тому оставалось приткнуться только со стороны головы Тау. Существо прокусило ему щеку и челюсть, крепко вонзившись зубами и сорвав кожу с лица. Все это он чувствовал, и боль отдавалась в нем дрожью, раскалывая сознание на тысячи осколков, каждый из которых был бесконечным страданием. Язык Тау, губы и челюсть были разорваны в клочья, но, умирая, он все же смог закричать.