– У вас есть другие предложения?

– Конечно! То ли дело смерть от пули! Красота! Дырочка в сердце ма-аленькая, аккуратненькая. Немного алой крови на рубашке только выгодно оттеняет ее лилейный, кипенный цвет. Видите, вы и одеты чрезвычайно удачно – под вашей курткой как раз белая водолазка.

Наташа хоть и не хотела ни о чем говорить, и боялась, что ей заговорят зубы и лишат решимости, однако настолько эти высказывания молодого человека прозвучали в унисон ее собственным мыслям о внешней, что ни говори, отвратительности утопления, что она непроизвольно воскликнула:

– Пистолет! Вещь, конечно, хорошая! Да только где ты его достанешь!

– А у меня есть!

– Правда, есть? – У Натальи вспыхнула надежда, что удастся переменить свою участь – и в конечном итоге уйти красиво. А также, что приведение приговора в исполнение откладывается.

– Да, конечно, имеется!

– Давай! – захотела она сбить незнакомца с толку.

– Приличные люди с револьверами по улице не разгуливают. Дома он у меня лежит.

– Тогда ладно. Забудь, забей.

Надежда померкла. Пожалуй, придется прыгать.

– Пойдем, я тебе дам его. Напрокат, безвозмездно.

– Врешь небось? Нет у тебя никакого пистолета!

– Да в наше время у каждого уважающего себя человека дома, под подушкой, обязательно имеется пистолет!

И парень спрыгнул с парапета на тротуар, подошел к Наташе вплотную и протянул ей руку.

Она минуту подумала, а потом оперлась на нее и соскочила к нему.

* * *

Он привел ее к себе, и оказалось, что живет парень в доме ровно напротив ее подъезда. Он занимал комнату в еще не расселенной коммуналке. Окна его выходили в точности на балкон той квартиры, что снимали они с Максом.

Как выяснилось впоследствии, он заметил Наташу давно.

Он видел, как она проживает там с Максом.

Потом наблюдал ее вместе с благоверным – и с растущим пузом.

Он понимал, что ничего ему не светит, но все равно не мог отказать себе в радости не то чтобы следить за ней, а просто наблюдать время от времени – и радоваться.

И вот он заметил, как в один прекрасный день не стало возле нее Макса.

А затем исчез живот, и она разом постройнела.

Однако ребеночка рядом не появилось.

И он видел, какая в воду опущенная выходит Наташа из подъезда и бредет по улице.

Он каждый раз говорил себе, что надо подойти, познакомиться, – но никак не решался.

Она была почти на шесть лет старше его – когда тебе двадцать, это страшно много. И еще – она была старше на целую взрослую жизнь, которую она вела и в которой у нее был Макс, свой бизнес и беременность. Ему-то исполнилось всего двадцать, и он учился на четвертом курсе университета и ни разу (как выяснилось потом) не спал с женщиной.

Но в тот день что-то словно подтолкнуло его, и он, впервые за все время наблюдений, последовал за ней.

А возможно, просто вид у нее именно в тот день оказался чрезвычайно убитый.

Пистолета у него дома, конечно, не нашлось – он, как выяснилось, забыл, что дал его знакомому бандиту, чтобы тот попугал нерадивого должника.

Но это вранье уже не имело особенного значения. Леня (да-да, это был он, ее будущий муж) сразу укутал Наташу в одеяло. Принялся поить сладким чаем с лимоном – и без умолку говорить.

Знал он все на свете – и далеко не только то, как выглядит труп после утопления. Читал, помимо того, что требовалось по специальности, ровно по одной книге в день – и то были далеко не одни детективы.

И еще Леня был компьютерным гением, победителем всероссийских и международных олимпиад, причем по трем различным специальностям: математике, физике и компьютерам.

Наконец, он был беззаветно в Наташу влюблен.

Поэтому окружил ее просто немыслимой любовью и заботой.

Молодой человек в первый же вечер оставил ее у себя – но решительно никаких поползновений на ее честь не совершал. Она спала на единственном в комнате диване – а он на ковре у ее ног, и, когда бы она ни проснулась – а у страдающих депрессией сон чуток и короток, – она видела устремленные на нее глаза.

Она пробуждалась, и тогда он немедленно начинал говорить. Рассказывать о чем угодно. Тема и сюжет не имели значения. Роль играли звук его голоса, интонации, улыбка и влюбленные глаза.

И она понемногу стала выправляться. Мысли о собственной никчемности уже не так угнетали ее. Постепенно забывалась неудача в бизнесе, промах с Максом. И даже собственный ребенок, оказавшийся неизвестно где и в чьих руках.

Леня никуда не звал, не напирал, ни на чем не настаивал. Несмотря на юный возраст и коммуналку, он ни в чем не нуждался. Труд талантливых программистов хорошо оплачивался, даже если им исполнилось всего двадцать лет.

А если программист был молодым гением – тем паче.

Родился-вырос он в городе Камышине. Когда поступил в универ, родители сняли ему эту комнату, имея в виду, что бабка-соседка, учительница на пенсии, станет за чадом присматривать.

С той поры минуло четыре года, оплачивал аренду Леня теперь сам. Он ничего не любил в своей жизни кардинально менять, и престарелая училка по-прежнему окормляла его, следила за чистотой воротничков и отсутствием сомнительных знакомств. Наташу она, как ни странно, одобрила – хотя девушка ровным счетом ничего не сделала, чтобы заслужить ее одобрение.

Целую неделю они провели в той съемной комнате безвылазно: ели, пили, играли в шахматы, шашки, нарды и преферанс. И даже когда Наташа шла в ванную, Леня настаивал, чтобы сидеть под дверью и слушать каждое ее движение.

А потом она пожалела его – лежащего на тощем матраце на ковре – и приманила к себе в кровать. А утром вдруг на удивление поняла, что теперь свободна от своего прошлого: от Макса, бизнеса и даже ребенка.

Все, что случилось с ней совсем недавно, словно подернулось серой, пыльной пленкой забвения. Минувшее, несомненно, оставалось при ней – но теперь она понимала, что больше ни в чем не виновата.

Леня сказал ей: «Ты можешь делать по жизни все, что хочешь. У меня даже сейчас достаточно денег, чтобы женщина, которую я люблю, ни в чем не нуждалась. А будет еще больше». Тогда как раз наступило время, когда финансовые вопросы, раньше для советских людей совершенно не существенные, вдруг стали казаться чрезвычайно важными.

Весь первый месяц он не оставлял ее. Перестал ходить в институт, а с научным руководителем и работодателями общался по телефону и через Интернет.

С Леней Наташе никогда не бывало скучно. Он всегда мог рассказать что-то интересное. Вдобавок постоянно приглашал ее в театры. Водил на все премьеры в появившийся тогда первый кинотеатр нового типа, со звуком «Долби-сэрраунд», мягкими креслами и поп-корном, – «Кодак-киномир». Они обошли все возможные столичные музеи, включая музей декоративно-прикладного искусства, и даже съездили в Переделкино к Пастернаку, в Болшево к Цветаевой и в Мелихово к Чехову.