– А почему ты вдруг про нее спрашиваешь?

– Понимаешь… – замялся когдатошний возлюбленный, – у моей Сони проблемы с этим делом…

– Каким таким делом?

– Ну, с деторождением… Врачи сказали – она бесплодна. И мы подумали – вместе подумали, Соня тоже участница этого консилиума и моего нынешнего пропоузла: мы могли бы брать иногда нашу с тобой дочку к себе… На каникулы, например… Она ведь уже школьница, да? А у нас хороший климат, море, много фруктов…

– Ты же ничего не знаешь… – пробормотала женщина. – Дочки нашей никакой нет.

– Что с ней стряслось?

И тогда Наталья коротко рассказала: Подгребцов, выкуп девочки в обмен на долги, роды, отказ от ребенка.

– Поверить не могу! – патетически воскликнул бывший сожитель. – Ты бросила ее?! Отдала в чужие руки?! Нашу дочь?! Да что ты за женщина такая!

Наталья рассвирепела:

– И это говоришь мне ты?! Который за месяц до родов и меня, и свою будущую дочь кинул с концами?! Сбежал от долгов?! И почти одиннадцать лет об этой девочке ни разу не вспоминал?! Ну, ты мерзавец!

– Наташа! То, как я поступил тогда, было единственным на тот момент разумным решением. Я рассчитывал, когда волна схлынет, выписать тебя и нашу дочку к себе.

– Долго же ты собирался! Одиннадцать лет!

– Ты же знаешь: судьба играет человеком, а человек играет на трубе.

– Вот что, Макс, честно скажу: когда ты исчез, я многажды проклинала тебя. И мечтала, что однажды мы встретимся и я просто вцеплюсь тебе в рожу и расцарапаю! И вырву твои поганые зенки! Но сейчас, знаешь, я почти спокойна. Потому что у меня, в моей жизни, все хорошо. А проклятие мое – то, что я посылала тогда, в девяносто восьмом, тебе! – оно, видимо, сработало. И у тебя, в жизни твоей поганой, все очень и очень плохо. Иначе бы ты не искал меня и не слушал здесь, на Каннской ковровой лестнице, эту мою отповедь.

К ее гневному монологу с интересом прислушивалась, ничего не понимая, пара японочек, выбирающих ракурс.

И все равно искушение залепить Максу хорошую пощечину оставалось. Может, зря Наталья сдержала себя? Остановило только то, что кто-нибудь вызовет полицию, будет скандал. Она только выговорила-выплюнула:

– Подонок ты, Макс! Был им и остался. Прощай!

* * *

– И вы не вспоминали о вашей дочке? – спросила неродная мать Насти, Ирина Максимовна. – Вы так и бросили ее?

– Наверное, я виновата. Первое время, когда мы только стали жить с Ленечкой, он даже думать мне запрещал о прошлой жизни и о том, что произошло: с Максом, Подгребцовым и ребенком. – Сидящий рядом Леня важно покивал – дескать, было именно так, подтверждаю. – Потом мы уехали в Америку, родилась Кристи. А когда мы вернулись из Штатов, навалились заботы с бизнесом, да и вторая дочка маленькая была, много внимания требовала. Но году в две тысячи шестом мы более-менее встали на ноги. И я, опять-таки по согласованию с мужем – он всегда меня поддерживал в судьбоносных делах, как и я его, попыталась найти свою похищенную, по сути, дочь. Денег у нас хватало, чтобы при необходимости устроить процесс и отсудить ребенка, где бы он ни находился. Конечно, я чувствовала свою вину перед дочуркой.

Однако имелись две ниточки, которые могли привести нас к девочке. Первой был роддом, в котором я рожала…

Зима 2007 года. Подмосковье

Наташа – на десять лет моложе, чем в настоящем времени, – поднялась по ступенькам старого барского особняка без вывески, того самого, где девятью годами раньше она родила Настю.

На рецепции накрахмаленная важная медсестра спросила, что ей угодно. Трипольская сказала, что хочет видеть главврача и говорить с ним.

– По какому вопросу?

– По личному и очень важному.

– А именно?

– Девять лет назад я родила здесь девочку. И у меня ее отобрали.

– Подождите минуту. – Ее собеседница не теряла профессиональной невозмутимости. Она нажала кнопку на селекторе и тихо, очень тихо, что-то проговорила. А потом покивала в ответ словам, что вещали ей в трубке, и снова обернулась к Наташе: – Вас сейчас проводят.

Через минуту за ней спустилась полная санитарка и отконвоировала девушку в кабинет главврача.

За столом сидел тот самый мужчина, что некогда приходил в палату к Наталье подписывать документы об отказе от новорожденной, только теперь он выглядел на десять лет старше. Волосы его поредели и посеребрились, сам он потолстел, однако смотрелся гораздо более преуспевающим. Об этом как бы кричали его сшитый на заказ костюм, дорогая оправа и холеные руки. Он коротко глянул на вошедшую и сухо сказал:

– Я слушаю вас.

– Вы меня не узнаете?

– А должен?

– Я рожала здесь, у вас, в октябре девяносто восьмого года.

– Поздравляю.

– Не с чем. Потому что я подписала отказную на ребенка – вы лично давали мне эту бумагу, между прочим! И с тех пор я не знаю, что с моей девочкой. А я хочу знать!

– Сожалею, но даже если бы мы владели этой информацией, я не мог бы с вами ею поделиться. Это совершенно исключается.

– Тогда меня устроил сюда, к вам, некий Подгребцов – провинциальный олигарх с Кубани. В обмен на расписку в моем ему долге Подгребцов заставил меня – через вас! – подписать отказ от ребенка. И я хочу знать, где она, моя дочь? Кому вы ее отдали?!

– Я не владею этой информацией.

– Учтите! Учтите вы, холеный жулик! В следующий раз я приеду сюда, к вам, не одна. Я привезу сюда милицию, прокуратуру, журналистов! Я всех подниму на ноги! Мой муж – большой человек, и у него хорошие связи! Вы в легкую за свои махинации не отделаетесь! Говорите: кто удочерил мою дочку? В чью семью она попала? Давайте поднимем все документы по этому поводу!

Главврач устало снял и протер свои дорогие очки.

– Нет никаких документов.

– Вот видите! А говорили – не помните!

– Да, подобные случаи в нашей практике случались нечасто. А точнее, в первый и последний раз.

– Меня ВСЕ случаи не интересуют. Только мой.

– Да, ваш… Было так. Товарищ, который за все ваше пребывание, анализы, родовспоможение и реабилитационный период платил – вы говорите, его фамилия Подгребцов? – так вот, он вашу крошку из роддома забрал. И… – мужчина развел руками, – и все.

– Как все?! – Наталья не могла поверить своим ушам. – А документы? Выписка? Свидетельство о рождении?

– Он сказал, что ему ничего не надо. Всю бумажную волокиту он впоследствии урегулирует сам. А его интересует только ребенок.

– И вы ему отдали мою дочь? Просто на руки? Как вещь?

– Боюсь, что да. И ни разу с тех пор ни его, ни тем более ребенка не видел. Кстати, как и вас.