Некстати накатившее опьянение играло с Алесей злую шутку: сознание ее не совпадало с тем, что она видела, выхватывало из видимого только второстепенные детали, а в целом это видимое казалось ей странным до нереальности.

Из-за угла выбежала Ядвига, у которой родители, приезжая в Багничи, всегда брали молоко, хотя мама говорила, что женщина она неопрятная.

– А зачем тогда молоко у нее брать? – спросила однажды Алеся. – Брала бы у Луцевичей, у них чисто.

– У Ядвиги корова волшебная, – объяснила мама. – Молоко как мед. Что поделаешь, это не по заслугам дается. Как зеленый палец. Иной и человек – хуже некуда, а хворостину в землю воткнет, и она урожай даст. А другой и всем хорош, но даже укроп у него не прорастает.

Сейчас Ядвига выглядела так, что это невозможно было объяснить одной лишь ее неопрятностью. Она была босая, в ночной рубашке, мало того что нестираной, так еще и настолько ветхой, что ткань лопнула на плече и сползла вниз, открывая обвислую Ядвигину грудь. Но ужас был не в этом…

На руках Ядвига держала ребенка – наверное, свою дочку, которую родила два года назад непонятно от кого. Алеся видела девочку каждый раз, когда приходила за молоком, и каждый раз ей становилось не по себе от того, что такой маленький ребенок играет во дворе один, а рядом бегает огромная собака. Собака девочку, правда, не трогала, даже охраняла, во всяком случае, угрожающе рычала на каждого, кто подходил к покосившемуся частоколу, а если ребенок пытался выйти со двора, заступала дорогу и заставляла вернуться обратно.

Но тот это ребенок или нет, понять сейчас было невозможно. Девочка висела на руках у Ядвиги, как полупустой куль с зерном, и лицо у нее было сизое до полной неразличимости черт.

Увидев Алесю, Ядвига прокричала что-то бессвязное, а потом взвыла, заголосила так, что у Алеси заложило уши.

– Что? – вскрикнула Алеся. – Что случилось?!

Она вскочила, бросилась с веранды, запнулась на ступеньках, полетела с них вниз, в последнюю секунду успела схватиться за балясину и только потому не грохнулась лицом о землю, а лишь подвернула ногу, упав на четвереньки.

Вой неожиданно оборвался. Алеся подняла голову и увидела, что Женя вырывает у Ядвиги из рук ребенка. Может, это ему и не удалось бы, так судорожно она вцепилась в девочку, но он резко и коротко ударил ее в солнечное сплетение, и Ядвига, шумно выдохнув, плюхнулась на плоскую речную гальку, которой была засыпана площадка перед верандой, а девочка осталась у него в руках.

– Что с ней? – Вскочив, Алеся поморщилась от боли в подвернутой ноге. – Да скажи ты, Ядя, не молчи же ты!

Ядвига сидела перед крыльцом, хватала ртом воздух и вертела головой, как галка.

Алеся видела, как Женя разжимает сизые девочкины губы, перекидывает ее через свою руку, давит ей на спину и несколько раз ударяет ребром ладони между лопаток. В следующую секунду он взял ее одной рукой за ногу, перевернул вниз головой и стал трясти с такой силой, что голова у нее оторвалась бы, если бы другой рукой он ее не придерживал.

Ядвига смотрела на него выпученными глазами и икала. Алеся застыла тоже. Не от страха – его не было, – но от сознания того, что любое стороннее движение то ли излишне, то ли бесполезно.

В горле у ребенка хлюпнуло. Рот открылся. Раздался звон – что-то металлическое запрыгало по гальке. Еще через мгновенье послышался сиплый плач.

Женя перевернул девочку головой вверх. Спутанные волосы падали ей на лоб, закрывали глаза, но все равно было видно, что ее лицо из сизого сделалось красным и с каждой секундой светлеет. Он положил ее на пол веранды, согнул ей руки и ноги, повернул ее голову вправо-влево, оттянул веки, посмотрел глаза. От всего этого девочка хрипло и громко завопила.

Ядвига вскочила с земли и бросилась к ней.

– Что она в горло засунула? – спросил Женя.

У Алеси тряслись руки. У него в голосе не слышалось ни отзвука волнения.

– А пярсцёнак! – Ядвига широко улыбнулась. – Не спала, дык я ёй пярсцёнак пагуляцца дала. А яна у рот яго!

Она нагнулась, поводила рукой по гальке перед ступеньками и, подняв, протянула на ладони сверкающее цыганским золотом кольцо.

– Больше не давай ей мелкие предметы, – сказал Женя.

– Добре. – Ядвига кинула. – Дзякуй Богу, што дапамог.

Она как ни в чем не бывало надела на палец кольцо, взяла на руки ревущего ребенка и пошла обратно за угол дома, к калитке.

Мгновенно восстановившееся Ядвигино спокойствие ошеломило Алесю больше, чем ее же пронзительный вопль несколько минут назад.

– Господи… – глядя вслед Ядвиге, пробормотала она. – Ну как же можно так делать?..

Женя молчал. Обернувшись, Алеся не увидела на его лице ни удивления, ни каких бы то ни было чувств вообще.

– Еще и не так делают. Хорошо, что успела добежать. У тебя с ногой что-то? – заметил он, когда она стала подниматься по ступенькам на веранду. – Посмотреть?

– Не надо. – Алеся покачала головой. – Ничего страшного.

Она вылила из графина остатки зубровки себе в стакан – он наполнился до краев – и выпила залпом.

– Надо было тебе оставить… – пробормотала она. – Извини.

– Мне не обязательно.

Глаза его всегда казались ледяными. Однажды Алеся даже сказала ему об этом. Он удивился, ответил, что не обращал внимания, да и на что обращать, это же просто генетическая особенность радужной оболочки.

Но сейчас его глаза не казались ледяными, а такими и были, и голос с ними совпадал.

Почему так, Алеся не понимала.

Да и вряд ли могла понимать – выпитый залпом стакан зубровки оказал на нее убийственное воздействие. Она просто упала бы, если бы Женя не подхватил ее под руку.

– Пойдем, – сказал он.

– К-куда?.. – пробормотала Алеся.

Он не ответил.

Дальше все происходящее