— Оберон! — воскликнул король, но тот даже не посмотрел в сторону отца, в то время как я растерянно следила за принцем.

Я помню, о чём они говорили. Раб… Он был рабом и потехой для аристократов, которые с удовольствием проводили время в объятиях прекрасных эльфов, нагло пользуясь их красотой. Тогда была война. Границы разумного не просто были размыты, а отсутствовали полностью.

— Пятьдесят лет… — шептал Оберон, буквально выплёвывая каждое слово мне в лицо. — Пятьдесят лет я жил хуже животного. То, что со мной происходило, даже словами не описать. Это был Ад. Но вы только гляньте! — всплеснул руками. — Теперь доказательство моих страданий прямо передо мной! Наверное, тебе весело. Ну как? — усмехнулся и наклонился к моей голове, шепча на ухо. — Нравится осознавать, что ты плод уродливой ненависти, похоти, боли и мучений? Что в этом мире не было ни одного человека, который бы ждал твоего рождения и действительно хотел этого? Даже сейчас… Я знаю, какая ты, Демет. Знаю, каково твоё прошлое. Слухи о герцогине Блэр даже до нашего королевства доходили. Иными словами… — выпрямился, осматривая меня с головы до ног, — типичный человек. И самое отвратительное — именно такому отбросу достался дар нашей семьи… Ирония, иначе и не скажешь.

Интересно… Демет знала обо всём этом? Если да, то я не удивляюсь, почему она стала столь злой. Буквально на весь мир. Уверена, что она даже не позволяла себе и мыслить о том, что её действительно кто-нибудь примет такой, какая она есть. Это было нереально.

А раз тебя никто не сможет любить, то какой смысл любить безответно? И Демет научилась всех ненавидеть. Так проще.

Да, этот жестокий и беспощадный мир действительно породил чудовище. Может быть, она и не хотела быть такой, но выбора как такового ей никто не оставил. Единственный человек, которому она могла доверять, — это она сама.

Но она и себя в итоге потеряла.

— Оберон! — злобно бросил король. — Прекрати немедленно. Твоё поведение…

— Нет, — произнесла я, перебив короля. При этом смотрела исключительно на принца.

Эти двое переглянулись.

— Нет? — уточнил король.

— Вы ошиблись, — спокойным голосом ответила. — Я, — встретилась взглядом с принцем, — не ваша дочь. Меня зовут Демет, но это единственное совпадение. Я обычный человек. Без способностей, магии и сил. Не жрица, не шаманка, не святая или богиня… Просто Демет, которая путешествует с бродячим цирком. Мне жаль… — поднялась со стула, — но вряд ли я смогу вам чем-то помочь.

— Ты издеваешься?! — закричал Оберон, шагнул ко мне и резко схватил за плечи. — Думаешь, я не почувствую присутствие собственной крови? Ты — моя кровь и плоть! Моё дитя! И я прекрасно знаю, что при первой встрече ты почувствовала то же самое!

— Я сожалею, но это не так, — настаивала на своём. — Ваша дочь мертва. Смиритесь с этим, — я насильно убрала руки со своих плеч, после чего рискнула направиться к выходу из комнаты. К моему удивлению, меня никто не задерживал. Даже не пытался. — Возможно, — решила сказать напоследок, слегка обернувшись, — даже хорошо, что доказательство пережитого вами Ада исчезло. Теперь вы можете жить так, как сами того хотите.

— Да как ты!..

— Оберон, довольно! — грозно бросил король, останавливая сына.

Я же покинула комнату, оставив королевскую семью в одиночестве. В коридоре я повстречала эльфийского стражника, и он предложил себя в качестве сопровождающего в мои покои. Отказаться всё равно не было возможности, так что я просто последовала за ним, стараясь осознать услышанное.

Но из всего пережитого сделала лишь один вывод: если бы я была Демет с самого начала, боюсь, что стала бы точно такой же. Эгоистичной, своенравной, бессердечной. Осознание того, что меня люто ненавидят, было бы естественно и привычно.

Как дышать.

Сейчас я бы с удовольствием сбежала. Но в этот раз всё по-другому. Бежать некуда. Но я больше не одна, и самое главное — что-то внутри меня подсказывало, что убегать не стоит.

Наконец-то я нашла то место, которое искала.

Что такое злость? И в чём её суть?

Многие скажут, что это плохое чувство. Злость ни к чему хорошему не приведёт. Единожды испытав её, мало кто хочет повторить этот опыт. Особенно если ты не способен контролировать её. Тогда злость похожа на бомбу. Если долго сдерживаешь её в себе, высока вероятность, что она взорвётся внутри тебя, принеся страшный вред. Поэтому большинство выпускает злость наружу, принимая все последствия, но тем самым защищая себя.

Во всяком случае, хотя бы пытаются.

При этом иногда злость приятна. Особенно когда её испытываешь не ты, а тот, кто тебе ненавистен. Осознание, что теперь эта бомба разрывает на части твоего врага, дарует лёгкое ощущение триумфа, победы и справедливости. Верна ли эта справедливость? Судить не буду, но что есть, то есть.

Но бывает так, что злость необходима.

Для тебя же.

Бойцы, которым только предстоит выйти на ринг, намеренно злят себя, провоцируют, чтобы пробудить эту нестабильную бомбу. Именно её нестабильность и — главное — мощь боец намеревается использовать в битве. Злость, как бы ни причиняла нам боль, всё же делает нас сильнее. Отбрасывает в сторону страх, неуверенность, жалость к себе, к другим и лишает сочувствия. Того, что способно привести к поражению.

Это жестоко? Разумеется, но именно такова цена победы.

Однако мало кто говорит о том, что последует после той самой победы. Какова она на вкус? И всё ли настолько радужно, как хотелось бы?

Как выяснилось, происходит цепная реакция. Злость, вызванная для победы над врагом, поражает обе стороны. Именно это я вижу сейчас, находясь в королевстве эльфов.

Для людей война окончилась пятьдесят лет назад. Последствия до сих пор дают о себе знать, но сменилось как минимум два поколения. Но для эльфов… Это было словно вчера.

Проходя вдоль коридоров и встречаясь со взглядами незнакомых мне эльфов, я отчётливо это видела. Нет-нет, они мне ничего не говорили. Ни грубости, ни хамства, ни даже фырканья в мою сторону. Но этот тяжёлый взгляд… Они знали, кто я. Возможно, чувствовали или догадывались. И эмоция, которая отражалась во взгляде, больше напоминала тяжёлую грусть, нежели презрение.

Словно моё тело изуродовано или я стала инвалидом. Они жалели меня, жалели сам факт моего рождения. Но при этом смирились с тем, что я всё же есть.

Я вообразила сценку, которая больше всего подходит под эти взгляды. Вот два друга-солдата бегут по полю боя, стараясь миновать его, пока их обстреливают сверху. Одного из друзей серьёзно ранили. Он не может идти. Если его оставить, он умрёт. Если потащить с собой, погибнут оба.

Поэтому раненый солдат требует оставить его и приказывает своему другу спасаться. Здоровый солдат так и поступает, но напоследок в его глазах что-то проскакивает: отчаяние, жалость, грусть, смирение и, наконец, решимость.