— Нет, — угрюмо сказал Крук. — Ты ж сам знаешь:стопроцентная верность бывает только у собак. А людишки, хоть и едят у тебя сруки, хвостом повиливая, порой свинью подкладывают…

— Верю.

— Что я тебе должен, Петрович? Извини — что тут скажешь… Занакладку один черт отвечать следует.

— Ничего ты мне не должен, — великодушно сказал Данил. — Авот дослушаешь до конца — пожалуй что, сам признаешь, что стал тынежданно-негаданно ба-альшим моим должником… Твои мальчики давно конвоируютиные грузовички?

Ты только не делай глупых глаз. Прекрасно понимаешь, о чемя. Есть такие грузовички, что идут под негласной охраной твоих ребят. А это,если разобраться, вроде бы и бессмысленно — ты ж и так трассу держишь,отморозков там давно не паслось. Значит, варианты? Кто-то тебя попросил особоприсматривать за некоторыми фурами… Тебя лично. Такие дела молодежь вродепокойного Ракуты или Стаха сами не решают… — Он достал небольшую фотографию ипродемонстрировал собеседнику в ладони. — У тебя с ним роман, Крук?

— Я же тебя не спрашиваю про твои романчики…

— Так и потребности у тебя такой не возникало, — с ухмылкойсказал Данил. — А у меня, знаешь ли, возникла…

— Не по правилам все это, Петрович. Мои дела — мои, а твои,соответственно, твои. Не вижу я пока что пересечения…

— Сейчас объясню, — сказал Данил с расстановкой. — Что бы затобой ни числилось, Крук, тяги к самоубийству ты вроде бы и не испытывалникогда.

Чего ж сам в петлю полез?

— Короче?

— Короче — это ты решил, что его прикормил. Что он,начитавшись романчиков и насмотревшись на российских коллег, захотел житькрасиво и потому тебе отдался… А это он тебя пользует, как… сказал бы я, каккого, да за базаром следить приходится… Сказать тебе, во что ты влип?

— Ну, скажи, — усмехнулся Крук.

И Данил сказал — конечно, выложив не более половины, а то именьше половины, если судить пристрастно. Но и того должно было хватить слихвой.

Кому-кому, а Круку хватит…

— Вот так, — сказал Данил, закуривая. — Сколько клятв естьна белом свете считай, я их все произнес. Не работаю я по мелочи, Крук, самзнаешь. И ошибиться не могу. Хорошо, если он тебя просто пользует втемную…только не такой он дурак. Он из тебя, ручаться можно, давно изобразилотличнейшего козла отпущения… как из меня давненько уж пытается изобразить. А мнена старости лет отчего-то не хочется в козлы, да еще по такому делу… Думай,Крук, думай…

Он отвернулся и, пуская дым, рассеянно смотрел на белыйобшарпанный магазинчик, возле которого стоял зеленый автомобильный прицеп.

— Ручаешься? — спросил наконец Крук.

— Ручаюсь, — сказал Данил. — Тебя не просто пользуют, тебя вкозлы готовят черт-те сколько времени…

Минут через десять он остался один. Не глядя вслед уходящим,достал фотографию майора Пацея, поднес к ней огонек зажигалки и старательносжег.

Растер пепел подошвой, встал и направился обратной дорогой.

Вскоре он обосновался в пивной, которую знал десять лет, спервого приезда. Как и «Приют охотника», она ничуть не изменилась — простецкоетемноватое помещение с двумя рядами столов, в углу раковина с облупившейсяэмалью, у стены — короткая стойка с двумя кранами, где пиво разливали и вбанки, и в кружки, да и вообще во все, с чем придешь. Наполнив купленную всоседнем магазинчике трехлитровую банку и, взяв в свободную руку бумажку сдвумя толстенными копчеными скумбриями, прошел к столику у окна. За окном какраз проехала военная машина, при виде которой Данил, хорошо рассмотревший иномера, и марку, и назначение, удивленно приподнял брови.

Интересная мозаика…

И попивал прохладное пивко, отрешенно глядя на узенькуюулочку за окном.

Восемнадцатого августа девяносто первого года он проехал поэтой самой улочке в столицу в половине седьмого утра, когда все радиостанцииСоветского Союза уже объявили, что товарищ Горбачев некстати занемог, а посемусоздан совершенно новый госкомитет, избравший своим гимном бессмертную музыкуЧайковского.

Как и все прочие волки «дня Д», Данил точно знал, что емуделать и куда первым делом направиться.

Первый неприятный укол в сердце он ощутил, когда его«жигуль» проехал мимо солидного кирпичного зданьица — поста ГАИ на въезде встолицу. В обычное время здесь всегда дежурили милиционеры с автоматами,логично было предположить, что уж теперь посты даже усилят. Однако пост былзакрыт вообще! Чего никогда прежде не случалось. Через десять минут, проезжаямимо городского аэропорта, Данил увидел, как оттуда взлетает гражданскийсамолет.

И это — чрезвычайное положение?! Возле железнодорожноговокзала — никаких признаков чрезвычайной охраны, разве что у пригородных кассприткнулся небольшой цивильный «пазик» с полудюжиной парней в штатском…

И на улицах — ни следа усиленных патрулей.

На душе становилось все тревожнее, и, когда он приехал туда,где должен был находиться согласно штатному расписанию, то вошел внутрь, ужеявственно ощущая волчьим чутьем сосущее предчувствие краха, скольжения вбездну.

Так оно и оказалось. О тех днях он старался вспоминать какможно реже, но когда бы ни вспоминал, осадок в душе был самый пакостный. Всебыло готово, все были готовы, замерла в предчувствии броска великолепнаяармада, умевшая сокрушать и пресекать в мгновение ока, недоставало лишьхриплого рева охотничьего рога, — а вот его-то и не последовало. Совсем. Суткиспустя Данил сидел в комнате, где усатый подполковник, вопреки строжайшиминструкциям успевший опрокинуть стакан, стучал кулаком по столу и орал:

— Блядь, мы ж профессионалы! Мы ювелиры! Только моторызавести! Вы что, не видите, как все проседает? Дайте команду! Что они в Москве,жопой думают?

Но Басенок, который должен был дать команду ему, а заодно иДанилу, сидел, уставясь в стол, с мертвым лицом — потому что не получил командыи сам. Никто не получил команды, до самого конца так и не последовало команды.

Двадцать первого, когда все рухнуло окончательно, Данилулетал отсюда — и, глядя в иллюминатор медленно катившего к взлетной полосесамолета, видел, как идет к армейскому «ИЛ-76» длинная колонна десантников.Очень возможно, это были ребята того подполковника. Все рухнуло. Не нашлосьмолодого корсиканца, способного без оглядки рявкнуть: «Вперед!» — ведьизвестно, что перевороты, затеянные молодыми военными вундеркиндами,проваливаются раз в десять реже, чем путчи, задуманные старыми интриганами…

…Понемногу, несмотря на рабочее время, в пивнушку сталистекаться аборигены, и вскоре за одним столиком с Данилом их оказалось четверо,а там и пятый прибавился. Данила это ничуть не раздражало, наоборот — выпалавозможность беззаботно отдохнуть, проведя время в неторопливой пустой беседе закружкой не самого скверного пива, обсуждая знакомые насквозь темы: жизнь нагрешной земле. Батька и его супротивника, нехитрые сенсации старинного Кракова,космос и земля… Благо в таких вот местах все моментально становятся друг другужеланными собеседниками и чуть ли не кумовьями.