Шесть молодых неши встали вокруг нее, протянули руки в стороны, и от верха корзины рванули к ним лианы, обхватив за плечи, приподнимая «люльку» над землей. Тонкие корешки из ног Ледиры оплелись вокруг лиан, и старейшую понесли наружу, к людям. Путники двинулись за ней.

Стоило «люльке» появиться из храма, как на шумную площадь опустилась тишина, и народ развел руки, приветствуя старейшую, а затем стал садиться на землю. К удивлению Алины, неши не пошли дальше, опустив свою ношу почти у самого входа в храм. Лианы зашевелились, образуя низкий большой стол перед Ледирой, и та указала гостям и помощницам садиться рядом.

Народ начал ритмично хлопать в ладоши, выкрикивая что-то типа «Оссу́та!» — «Память, память». Вновь в такт хлопкам забили барабаны. Ледира подняла руки — и позади раздался скрип и треск.

Алина оглянулась и застыла.

Гигантский папоротник, перебирая длиннющими корнями, которые с гулом выдергивались из почвы и тут же вбивались обратно, раскрывался по огромной трещине на две половинки, как ракушка. Неподвижными оставались только часть стены со статуей Хиды и полки со свитками. Стены внутри по-прежнему светились узором из лишайников.

Одекра подняла руку вверх и затянула песню. Ее подхватили остальные неши, она покатилась по площади до самых краев и вернулась, оглушающая и размеренная. И под слова этой песни серебристые лишайники на стенах папоротника засветились ярче, образуя живые картины.

«Давным-давно, — пели тимавеш, — отец всего живого Гера-солнце открыл глаза и увидел спящую Хиду».

И пятна лишайников складывались в изображение сияющего солнца.

«Она была серой и безмолвной, и он захотел разбудить ее».

Статуя богини словно увеличилась в размерах — это лишайники показали ее очертания на стене. Солнце продолжало сиять на самом верху, и лучи его падали на Хиду, которая потянулась и принялась медленно двигаться по кругу, словно танцуя.

«Он согрел ее своим дыханием — и от его касания Хида родила старшую дочь, Оку-Жар».

Рядом с серебристой шестирукой женщиной показался силуэт еще одной женщины с четырьмя руками, которая приникла к щеке матери — а затем рассыпалась струями огня и вулканами.

«Он поцеловал ее, и от его поцелуя зародился старший сын — Зота-Небо».

С другой стороны от танцующей Хиды появился мужчина с четырьмя руками, который поцеловал мать — и растекся над ней куполом.

«Он обнял ее, и от его объятий зародился младший сын — Вета-Океан».

Мужская фигура с двумя руками отпрянула от матери, словно танцуя, и разлилась вокруг волнами.

«Гера-солнце еще раз коснулся возлюбленной, и появилась младшая дочь, Вердига-Возрождение».

— То есть богов не трое, а шестеро? — изумился Тротт тихо. — И все шестеро скованы под тремя вулканами?

— Нет, — прошелестела старуха. — Под вулканами заперта сама Хида и Вердига-возрождение с Зотой-Небом. Гера-Солнце слишком далек, чтобы захватчики могли его покорить. Он же звезда, — проговорила она невозмутимо. — Он неизмеримо сильнее. Но если он обрушит свою мощь на чудовищ, то сожжет и людей, и Хиду, и их общих детей. Но и Гера делает все возможное. Часть его всегда остается над храмом, питая эту землю, наделяя здесь Хиду силой и делая тимавеш здоровыми и долго живущими, — и она со сдержанным достоинством, плавно и величественно повернулась к сфере над храмом и склонила голову. — А сила его иссушает захватчиков, поэтому предпочитают они спать под укрытием земли.

Алина кивнула, вспомнив, как Жрец говорил, что местное солнце его ослабляет, и поинтересовалась:

— А где же еще двое?

Старуха подняла палец вверх и посмотрела в небо. И Алина, и Тротт тоже посмотрели.

Там, прямо над ними, неслись по небу друг за другом две неправильные лорташские луны. А тимавеш пели о страшных боях после тысяч лет изобилия, о том, как сражались боги Лортаха с захватчиками и как те победили, потому что у них было чудовищно сильное оружие и тени, помогавшие хозяевам. И на папоротнике показывались картины войны — как бьются исполины.

Четери не смотрел наверх. Он, не отрываясь, глядел на бой.

— Ока-Жар и Вета-Океан были первыми побеждены и выброшены за небо, — сказала Ледира с горечью. — И теперь вечно стремятся вернуться к матери и не могут этого сделать, и она сейчас не в силах притянуть их. Именно поэтому Лортах затапливается, поэтому постоянно извергаются вулканы, а суша медленно тонет в подземном огне. Но они дают крохи силы, которые помогают мне просыпаться ночами.

— Постойте, это что, луны — боги? — ошеломленно спросила Алина, которая на мгновение забыла о всех своих горестях. — Но как это может быть?

— Вей, — махнула рукой Ледира, — все может быть, девочка. Абсолютно все. И могучее божество в отрыве от матери-земли может стать тоскующим куском льда или камня, ибо сила и материя — это одно и то же, только разным зрением увиденное. И саму землю можно пленить, ослабив, пронзив суть ее, спеленав, повредив все внутренние потоки, — чтобы силы уходили только на поддержание планеты в целости. Если бы не супруг Хиды, ясный Гера-солнце, не сила его, давно бы планета стала мертвой холодной скалой, потому что чудовища не только переломали ее, но и почти выпили до дна.

Сияющие лишайники под пение тимавеш показывали, как бог-богомол со странным огненным колоколом в руках заливал все вокруг пламенем, как паук проткнул своими лапами-лезвиями Зоту-Небо, который пал под атаками теней пришлых богов, а третий захватчик, похожий на гигантскую стрекозу, чудовищным ударом круглого щита сбил с ног юную богиню с вплетенными в волосы цветами и клинками в обеих руках. И когда дочь и сын уже лежали, побежденные, по обе стороны от Хиды, чудовищный кузнечик, выглядевший как оживший кошмар в доспехах-наростах, с горящими глазами, пронзил сердце шестирукой богини дивным радужным копьем, пришпилив ее к одному месту и прошив всю планету насквозь. Копье обернулось якорем, вцепившимся зубьями своими в плоть богини, и легла сверху паучья сеть, сворачиваясь, скручивая и ломая женскую фигуру.

Затаив дыхание, Алина наблюдала, как корчится побежденная Хида, пока на нее и ее детей опускаются многие сети, стягивая богов в три сияющих и пульсирующих пятна, и как бог-богомол взмахивает своим колоколом — и поднимается вверх, словно встряхнутая скатерть, верхний слой огромной равнины, и ложится поверх побежденных, превращая их в дымящиеся вулканы и покрывая землю вокруг длинными трещинами-оврагами.

Принцесса взглянула на Ледиру и вздрогнула — глаза ее сияли ненавистью, а губы были растянуты то ли в горькой улыбке, то