Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чет повторял и запоминал каждый удар, каждый выпад — потому что оба были изумительнейшими бойцами. Вета был быстрее, но у Нервы чувствовался тот опыт, который заставляет экономить удары, ожидая крошечной ошибки противника. Вета был гибче, но Паук — мощнее.
И в момент, когда в щит полетела огромная сеть, разрезая его, Четери вдруг оказался в теле бога-Океана. Это его щит, разрушаясь, был брошен на храм отца-Солнца, чтобы оставить хоть какую-то надежду Лортаху. Это его доспех пал под ударами кривых клинков, это его опутали сетью и пригвоздили к земле, и его снедала невыносимая тяжесть и бессилие, пока Нерва, проткнув грудь, забирал его силы.
Левую руку обожгло холодом, в легкие чуть не хлынула вода, и Чет, сжав кулак, вынырнул, вдыхая воздух, и снова нырнул, рванул вперед, за ускользающим видением. Озеро качнуло его удивленной волной — и снова выбросило в тело бога-Океана, но теперь уже в начале битвы. Чет увидел, как из сияющих врат в небе спускаются четыре чудовищных бога, за плечами каждого из которых вьется тень. Как бросаются вперед четыре исполина — братья и сестры, — а мать-Хида собирает всю мощь, чтобы извергнуть захватчиков.
И вновь встает против Веты-Океана бог-Паук, разматывая свою сеть, и вновь начинается бой — но теперь уже руки Чета наносят удары, и щит Чета рассыпается на осколки, и тело Чета режут и жгут нити сети.
Он вынырнул, улыбаясь, и лег звездой на поверхность воды, запоминая, запечатлевая в памяти то, что он увидел.
Мастер Фери говорил «Всегда учись там, где можно научиться, и улыбайся, если тебе удалось».
И Чет улыбался.
* * *
Алина
— Вы прошли очищение озером, гости, и возродились ныне частью народа тимавеш, — торжественно говорила старшая неши Одекра. — Теперь вы наши ге́си, братья и сестры. Если Ледира вас выпустит, вы всегда можете вернуться сюда, получить защиту и кров. Помните об этом.
Барабаны и дудки за озером играли оглушающе громко, и принцесса надеялась, что защита местной богини не пропускает звуки — иначе бы ночью они разлетелись на десятки километров и наверняка были бы слышны и на другой стороне равнины.
— Благодарю, — ответил за всех Тротт. Голос его звучал глухо. Алина, вымотанная видением, опустошенная, так и прижималась к его груди щекой, не в силах пока отступить. И, на удивление, лорд Макс тоже не отстранялся, как в предыдущие дни, — наоборот, рука его лежала у нее на затылке, грея сквозь мокрые волосы, и сердце колотилось гулко, тяжело, с каждым ударом окатывая ее щеку холодком.
— Я ведь понимаю тебя, колдунья, — вдруг неуверенно проговорил Четери на лорташском, и принцесса пораженно повернулась к нему, осознав, что и она гораздо лучше понимает речь неши. Тротт заинтересованно хмыкнул. Слова у дракона шли тяжело, будто он прислушивался к себе.
— Конечно, понимаешь, — ничуть не удивилась Одекра. — Ты же теперь тимавеш, наш язык — твой язык, наши боги — твои боги.
— А боги тимавеш не ревнивы? — спокойно поинтересовался дракон. — Я уже служу своей богине-матери и богам своего мира, колдунья.
— Были бы они ревнивы, разве получил бы ты в дар фису? — ответила неши с упреком, и Четери склонил голову, принимая его. — И разве я сказала, что нужно отречься от своих богов? Наши боги — это мир, а не война и смерть, им нет нужды относиться к другим с ревностью и злостью.
Алина даже в своем подавленном состоянии хотела ответить, что война и смерть — это не всегда плохие боги, но Тротт чуть пошевелился и приобнял ее крылом, словно останавливая.
— Не стоит, — пробормотал он едва слышно. — У них свой опыт, у нас свой, Алина. Тем более, — и он коснулся своей груди прямо перед ее глазами и усмехнулся, — в чем-то эта женщина права.
— Ты права, — эхом говорил Мастер в это время. — Благодарю богов за дары. И за фису, и за видения.
Одекра величественно кивнула и, подозвав жестом младших неши, продолжила:
— Мы дарим вам знак Хиды. Такой знак получает каждый новорожденный тимавеш. Он сотрется, но любая неши всегда признает в вас часть своего народа. И дарим вам перья птиц ха́си, которые каждое утро поют славу Хиде, — каждый тимавеш запечатлевает пером важное событие в своей жизни, а у вас их уже два: приход в Тес и испытание озером.
Медейра в сопровождении двух помощниц подошла к Чету и, окунув палец в плод, который держала одна из девушек, начертила у дракона на лбу полумесяц с точкой, зачарованно поглядывая на мерцающую серебром перчатку. А затем ловко привязала ему к волосам пару перьев, взяв их из рук второй неши.
Четери улыбнулся ей и спросил у Одекры:
— Значит, испытаний теперь не ждать?
— Вы уже прошли свои испытания, геси, — благосклонно ответила старшая колдунья. — Будь в вас хоть капля злого умысла к людям тимавеш, вы бы не вышли из озера. Но мы все знали, что озеро вас не тронет, — она обвела руками неши, и те закивали. — Мы видели, что вы добрые люди, мы видели, что вы щедрые люди. Вы отнеслись с уважением к нашим традициям. Не прогоняли детей, почтили стариков. Да и часть доспеха Веты-Океана не далась бы человеку неправедному, замышлявшему зло. Поэтому для вас озеро сразу было не приговором, а даром.
Алина зажмурилась: в носу защипало, и горло свело от горечи. Что же это за дар, который не дал ответов, а лишь показал ей то, чего она и так боялась?
И когда Медейра осторожно тронула ее за плечо, она еле заставила себя отцепиться от Тротта, чтобы повернуться. Знак, начертанный неши, сразу начал холодить кожу, словно в нем была мята, и это странным образом отвлекало, успокаивало.
Когда Медейра рисовала полумесяц на лбу Тротта, по долине словно пронесся вздох, и пятна на папоротниках, и серебристые деревья засияли ярче, теплее, а в воздухе разлилось благоухание, будто от стогов душистого сена после жаркого дня.
— Ледира проснулась, — с благоговением проговорила Одекра. — Сейчас ее омоют и оденут в праздничные одежды. А вы как раз успеете переодеться. Медейра проводит вас, геси. Идите.
Обратно к дому-папоротнику они дошли в молчании.
