— Что?!

— Огнетушитель.

— Огнетушитель?!

— Нуда.

— Какой?

Автомобильный. Маленький. Я его месяц назад купил, а тогаишники иногда на дорогах цепляются. Аптечку проверяют, огнетушитель. Думаю,дай куплю. Что деньгами-то сорить без толку. Я уже устал штрафы платить. Онивсе думают, что, если машина дорогая, значит, денег много. Машина-то у меня, конечно,дорогая, да и деньги водятся. Только деньги свои я считаю. Это все вранье, чтобогатые денег не считают. Все они считают, уж поверь мне.

При слове «деньги» Михаил посмотрел на менямногозначительным взглядом и как-то особенно выделил его в своей речи.

— Значит, говоришь, что у тебя огнетушитель пропал?

— Да хрен с ним. Я себе новый куплю. Он какой-тонеудобный был. Из него пена плохо шла.

— Ах, из него еще и пена плохо шла?!

— Очень плохо шла. Его кто-то в багажнике свистнул. Нуи черт с ним.

— Тебе его жалко?

— Кого?

— Ну огнетушитель-то твой, будь он неладен?

— Я же тебе сказал, что мне на него наплевать.

Я встала в позу и усмехнулась невозмутимому Михаилу.

— А ты случайно не думаешь, что это я твой огнетушительна пару с договором подрезала?!

— Ты что такое говоришь, Анька?!

— Анька, знаешь, где?!

— Ой, извини, Анна.

— А мне почему-то показалось, что ты подозреваешь меня.

— Да ну что ты. Ты же самая честная женщина из всех,кого я только встречал. Честнее тебя не бывает. Ты никогда в жизни даже рублячужого не взяла.

Услышав последнюю фразу, произнесенную не без доли сарказма,я почувствовала, как обмякло мое тело, и чуть было не повалилась на пол.

— Михаил, а ты законченная задница. Если бы у меня былпистолет, я бы обязательно тебя застрелила.

— А зачем тебе меня стрелять, если ты просто можешьменя любить.

В этот момент Михаил навалился на меня всем своим телом ипринялся целовать. Я стала колотить его кулаками по спине, но это нисколечко непомогало.

— Немедленно прекрати! Слышишь, немедленно прекрати!

— Анна, ну пожалуйста…

— Я сказала тебе: прекрати!

Но Михаил совершенно меня не слышал, а может быть, просто нехотел слушать. Я чувствовала себя разбитой и поняла, что уже просто не могусопротивляться его настойчивым ласкам.

— Я брожу по этому дому как дурак и смотрю на все теместа, где мы занимались любовью, — зашептал мне на ухо Михаил иокончательно повалил меня на пол. — Я еще никогда и ни с кем так отчаяннои страстно не занимался любовью. Мы ведь занимались с тобой ею везде, разве чтотолько не на люстре. Под дождем, на улице, на капоте машины, в ванной, на полуи даже на унитазе. Ты это помнишь? Я помню все… Я помню все до мельчайшихподробностей… Я вспоминаю это каждую ночь. Я даже запил.

— Вот в том-то и дело, что ты запил. Я не могузаниматься сексом с пьяным мужчиной. Просто не могу, и все.

— Анна, с тобой невозможно быть трезвым. С тобой всегдабудешь пьяным…

Я вдруг подумала о Максе и о том, что, наверное, он ужепринял ванну и ужинает со своей женой и своим ребенком в домашней рубашке иточно таких же домашних брюках… Она сделала салат, пожарила картошки и вертитперед ним задницей в коротком халатике. Макс держит на коленях ребенка ишутливо шлепает свою женушку по добротной домашней заднице, называя ее замечательнойженой и такой же замечательной хозяйкой…

— Господи, как же я тебя хочу.. Как хочу…— шепталМихаил и, повалив меня на пол, стал расстегивать мои многочисленные пуговицы.

Я по-прежнему пыталась его оттолкнуть, но он не поддавался.И вдруг, сама того не желая, я уступила, и мы занялись любовью. Мы занималисьею слишком громко, слишком отчаянно и слишком страстно. Мы плакали, кричали,умоляли, посылали проклятья и себе и друг другу, своей судьбе и тем, ктоподтолкнул нас к тому, что мы сейчас делали.

Когда все было кончено, мы лежали опустошенные и обасмотрели куда-то вдаль.

— Привет, — тихо сказал Михаил и поднял голову.

— Привет, — так же тихо ответила я и посмотрела насвою мятую, лежащую рядом со мной одежду.

— Анька, я без тебя не могу…

— Анька, знаешь, где?!

— Хорошо. Если тебе так не нравится, то я буду называтьтебя Анной. Только ради бога не говори, чтобы я стоял к тебе в очереди заавтографом.

— Не буду говорить.

— И еще не проси, пожалуйста, чтобы я называл тебяАнной Петровной.

— Не буду просить, — громко рассмеялась я изакинула ногу за ногу.

— Анна, а что ты ко мне с моим «Мерседесом»-топристала, а?

Михаил сел рядом и даже при свете мерцающих свечей я видела,как он рассматривает мое тело.

— Ничего я не пристала. Просто я нашла в бардачке сторублей и подумала, что они тебе нужны, а оказывается, что нет.

— Ты нашла в бардачке сто рублей?

— Нашла.

— И ты хочешь мне их вернуть? — как-то недоброусмехнулся Михаил.

— Теперь уже нет. Я их истратила.

— Истратила?!

— Истратила.

— Да какое ты имела право истратить мои сторублей?! — Михаил рассмеялся, но это выглядело как-то неестественно и ужчересчур наигранно.

— Не обеднеешь. Для тебя полторы тысячи рублеймелочевка, а уж сто рублей и подавно.

Михаил встал с пола и сразу помог встать мне.

— Аня, я пойду в душ первым, а ты пока, если тебя,конечно, не затруднит, свари кофе.

— А свет можно включить?

— Конечно, включай.