— Но это не так уж и мало. Неужели тебе мало того, чтоя в тебя влюбился?! Я не каждый день по уши влюбляюсь в женщину.

— Только и всего?

— Ну если ты хочешь, то только и всего.

— Но ведь ты говорил мне, что у тебя ко мне нетелефонный разговор?!

— Ну, говорил.

— А зачем?

— Затем, что я очень хотел тебя увидеть. Ты даже непредставляешь, как я этого хотел.

— Только и всего?

— Только и всего.

Я истерично засмеялась и, уперев руки в боки, закричала чтобыло сил:

— Ты что тут комедию ломаешь?! Говори, если тебе естьчто сказать!

— А что ты хочешь услышать?

Михаил был совершенно спокоен, и это наводило меня на мысль,что он держит меня за полную идиотку. Просто испытывает мое терпение напрочность и хочет, чтобы Я раскололась первой. Мол, извини, Мишенька, ноденьга, которые ты оставил в своей машине, у меня, но ты про них забудь, потомучто ты не получишь из них ни копеечки. Я из-за этих денег столько натерпелась,что тебе и не снилось. Я вот сегодня мужика потеряла. Мне еще осталось толькоденьги потерять для полного счастья. Хорошенькое дело: ни мужика, ни денег. Нууж нет, если жить без мужика, так хоть с деньгами. Так что, Мишенька, ты здеськомедию заканчивай ломать. Забудь и про меня и про денежки. Забудь, дорогой,про меня вместе с денежками.

— Слушай, а как твой «Мерседес»? — спросила я донеузнаваемости глухим голосом.

— «Мерседес» как «Мерседес», что с ним можетслучиться?!

— Ты на нем ездишь?

— Езжу иногда.

— Ну и как?

— Нормально. Зверь, а не машина. Моей любимой маркоймашины всегда был и всегда останется «Мерседес». А что ты про него заговорила?

— Да так. Просто, когда я на нем ехала, мне показалось,что у него рулевая тяга плохая.

— Правда? А я что-то не заметил. Нормальная у неготяга. А вообще надо проверить.

— Ну если тяга нормальная, то рули дальше. Толькосмотри, куда заруливаешь. В мою жизнь больше не смей, — небрежно бросила яи направилась к выходу.

— Анька, стой, ты куда?

Михаил догнал меня в несколько прыжков и взял за руку.

— Анька, я что-то не понял, ты к чему клонишь?

— Какая я тебе Анька?! — заорала я полупьянымголосом. — Я известная женщина, хрен ты моржовый! Тебе небось даже и неснилось, что ты у меня автограф возьмешь, а ты меня Анькой называешь! Анька,знаешь, где?! Тоже мне нашел Аньку! Я тебе не Анька-пулеметчица!!! Понятно,Мишка? Чапаев хренов! С завтрашнего дня будешь стоять в очереди за автографом!

— Ты чего орешь-то?! Что я тебе сделал?!

— Я тебе не Анька, а Анна Петровна!

— Я смотрю, у тебя прямо звездная болезнь.

— Так есть с чего! Звездной болезнью болеть не страшно.От нее еще никто не умирал!

Я хотела вырвать руку, но Михаил крепко держал меня залокоть.

— Ань, ну прости, я не хотел тебя обидеть. Просто яподумал, что после нашей последней встречи мы стали намного ближе, роднее. Ядумал, что мы уже можем обойтись без официального тона.

— Ты считаешь, что после одной совместной ночи людистановятся ближе?!

— А почему бы и нет.

— Если мы с тобой трахнулись, то это совсем неозначает, что мы с тобой породнились.

— Послушай, а ты такая…

— Какая?

— Я думаю, как бы это мягче сказать. Циничная, что ли.

— Какая есть. Руку пусти. Мне пора.

— Но ведь ты же со мной поговорить хотела.

— О чем? О том, что у тебя рулевая тяга нормальная?!Неожиданно Михаил сменил тон на довольно таинственный и заметно заволновался.

— Ну, давай поговорим про мой «Мерседес».

— Давай, — заволновалась и я. — Ты посмотрел,в нем ничего не пропало?

— Пропало.

Михаил посмотрел на меня пристальным взглядом, и у меняпотемнело в глазах.

— Что, вправду пропало?

— Пропало.

— А что именно?

— Да так. Мелочевка всякая. Мне даже стыдно тебе обэтом говорить.

— Ну почему, говори. Ты же сам сказал, что мы родныелюди. У нас же с тобой была одна ночь, когда мы трахались.

— Ну что ты к словам-то цепляешься?! Да ладно, бог сней, с этой мелочевкой.

— Да нет уж, ты скажи.

— Не буду.

— Мне уже и самой стало интересно, что исчезло изтвоего «Мерседеса». У нас вообще-то двор хорошо охраняется. Машины еще ни разуникто не вскрывал. Говори, коли начал.

— В бардачке кто-то побывал.

— В бардачке?!

— Да там у меня один договор лежал. Правда, он не такойуж и важный. Я его уже переделал и…

— И что еще?

— И денег немного.

— Надо же. У тебя в бардачке были деньги?

— Да, мелочевка, я же тебе сказал.

— У нас с тобой само слово «мелочевка» имеет разносзначение. Сколько по твоим понятиям мелочевка?!

— Немного.

— Не тяни резину. Я устала. Сколько?

— Договор лежал в клеенчатой папке. Там же квитанция.Ее нужно было оплатить. К квитанции были прикреплены скрепкой полторы тысячи. Яспециально подготовил к оплате.

— Полторы тысячи чего? Долларов?

— Рублей. Я же тебе сказал, что пропала мелочевка.

— А что у тебя еще пропало?

— Больше ничего.

— Что, у тебя в бардачке больше ничего не было?

— Не было.

Я смотрела на Михаила злобными глазами и чувствовала, чтоприхожу в бешенство. Этот человек в открытую надо мной издевается. Простостоит, смотрит мне в лицо и издевается. Только непонятно, на что он меняиспытывает и чего добивается. Мне захотелось отвесить ему звонкую пощечину,потрясти за грудки или на худой конец наговорить гадостей.

— Ой, совсем забыл. У меня еще что-то пропало, —издевательски вспомнил Михаил.