– Они по доброй воле присоединились к борьбе. Они заслужили свои голоса.

– Голоса, которые заглушат наши! – возмутился Нико.

– Они в меньшинстве, – успокоил его Кристос. – У них не будет возможности обернуть голосование себе на пользу. – И почти зло добавил: – Они тоже сражались и умирали за нас.

– Мы не можем оставить никого, ни одного дворянина! Вспомни, что они сделали, Балстард, проклятая твоя душа! Ты же видел эти реки крови – их пролили наши сограждане. Неужели ты забыл, что все это дело рук знати…

– Такое не забывается, – терпеливо ответил Кристос. – Но наша армия состоит из реформаторов, а не только из Красных колпаков. Большинство из них не одобрят… Что ты там задумал, Нико? Казнить поголовно всех аристократов?

Нико стиснул зубы и молча уставился на Кристоса. Ответ был ясен.

– Я не собираюсь устраивать тут чистку или резню! Не за это мы сражались, – вскипел Кристос.

– И что же тогда ты намереваешься делать? – требовательно поинтересовался Нико.

– Позволить избранному Совету выполнить свою работу, – решительно вмешался Теодор, пытаясь положить конец спорам.

– Ты! – фыркнул Нико. – Тебе вообще слова не давали. Твоя роль в этой пьесе окончена. Забирай свой королевский наряд и проваливай со сцены.

– Наряд у него точь-в-точь как у меня, Отни. И роль не менее важная! – рявкнул Кристос. – Он наравне со мной руководил армией, так что имеет не меньшее право находиться здесь, чем ты.

Глаза Нико сверкнули холодом.

– Это еще как посмотреть!

– У нас есть и более насущные заботы, – негромко вмешалась я, но слова эхом раздались в воцарившейся тишине. – Мы захватили руководство армии роялистов. Мерхевена, Поммерли, еще несколько дворян высших чинов. И короля.

– А как насчет королевы? – вставил Нико. – И их детей?

– Большинство королевских детей – реформаторы, – ответил Кристос.

– Младший сын – совсем ребенок, слишком мал, чтобы привлекать его к ответственности. Мать прячет его, скорее всего, в Серафе. Я бы предпочла притвориться, что мы о них не знаем, и позволить им сбежать. Но у нас леди Аполлония.

Теодор плотно сжал губы и вцепился в крышку стола так, что костяшки побелели.

– Полагаю, – осторожно начал он, – будет правильно позволить решить их судьбу избранному Совету.

– Судебное разбирательство должно быть тщательно задокументировано и проведено – насколько это вообще возможно – строго в рамках правового поля, – вмешался Сайан. Пока мы спорили, он молчал, но теперь, когда определилось направление дальнейших действий, добавил свои указания: – Это начало Республики. Все должно быть чисто.

– Чисто! – фыркнул Нико. – В этом нет ничего чистого, серафец.

– Я знаю, что такое война. Я знаю, что это грязное дело. Но вы – правители Республики – должны быть не запятнаны.

– Правители. Мне нравится, – кивнул Кристос.

– Не слишком привязывайся, – посоветовала я. – Совету решать, как долго вы будете править.

– А также, – с безумной ухмылкой добавил Нико, – как долго еще дворянам и членом королевской семьи носить свои головы.

На следующее утро в открытом зале Публичного архива состоялось заседание Народного совета. Новорожденной Республике Галатия предстояло принять первое важное решение – что делать с лидерами роялистов.

Я наблюдала за дебатами. Нико произнес страстную речь, ратуя за быструю казнь. Затем последовали несколько осторожных выступлений, посвященных тому, что казнить сдавшихся врагов не принято; адвокат по имени Морис Форрест пересказал ужасно скучное изложение истории судебных процессов по делам об измене родине в Галатии; южанин-солдат Вернон Харрел, с которым я последний раз беседовала в полевом госпитале Хеймиша, произнес прочувствованную речь во имя правосудия.

Вскоре все члены совета, которые пожелали высказаться, завершили выступления. Я обещала Полли высказаться в защиту справедливого обращения с заключенными. Как частное лицо. Собираясь с мыслями, я сделала глубокий вдох. У меня не было права голоса, но Совет, прежде чем принять решение, мог выслушать мнения публики.

Я встала.

– Прошу позволения говорить.

Кристос взглянул на меня с ошеломленным видом. Его удивило не то, что я присутствовала на заседании, а то, что пожелала участвовать в публичных дебатах. С тех пор как у меня последний раз была такая возможность, многое изменилось, с сожалением подумала я.

– Говори, – сказал Кристос.

– Я не законовед. Не имею представления ни о законах, ни о юридических прецедентах казни военнопленных. Впрочем, как большинство из вас, – начала я. Тут и там раздалось несколько смешков. – Я не солдат. Я не сражалась на поле боя вместе с вами. Но точно так же рисковала жизнью и знала, что, окажись я пойманной, враг не проявит ко мне даже того малого уважения, что мы сейчас оказываем лидерам роялистов. – Услышав это, наиболее рьяные Красные колпаки согласно закивали. – Вам необходимо принять первое важное решение. От него зависит, какими вас запомнят. На его основании мы будем строить будущее Галатии. Пощадим ли мы врага или поступим по закону? – Я помолчала. – Сочтем ли милосердие трусостью, а месть – справедливостью?

Собравшиеся мужчины наградили меня недовольными взглядами. Я заговорила вновь:

– Мы не должны руководствоваться примитивными инстинктами. Помилование – не проявление слабости, если оно справедливо даровано с учетом веских доказательств. Если вы пытаетесь отомстить всем, кто вас обидел, это не правосудие. Рассматривайте дело каждого подсудимого по отдельности.

– О чем это ты? – требовательно вопросил Нико.

– В ходе своих дебатов вы говорили о заключенных как о едином целом. Но это не так. Преступление, за которое полагается смертная казнь, это не «сражались против нас и проиграли». Это измена родине. – Я подождала, пока Нико и собравшиеся до конца осознают, что я пытаюсь до них донести. – Мерхевен, Поммерли и король сговорились низвергнуть закон страны, который был принят правящим в то время органом, Советом знати. В моем понимании это и есть измена. Другие офицеры, которых мы взяли в плен, возможно, не участвовали в заговоре. Судя по представленным свидетельствам, к нему не имела отношения и леди Аполлония.

Конечно, я озвучила лишь половину правды. Разумеется, Полли была активно замешана, но больше никто не должен знать о ее вероломстве, если только это не выяснится на суде.

– Они по-прежнему поддерживают изменников, – возразил Нико.

– Верно, – отозвался Кристос. – Но теперь их мотивы и подоплека действий сильно отличаются.

Он посмотрел на меня и слабо улыбнулся.

– Объявляю голосование! – презрительно фыркнул Нико, стукнув кулаком по столу.