Жена с мокрым от слез лицом несмело улыбнулась:

– Я слышала, что тебя схватили… Мы чуть не умерли!

– Все прошло, – сказал он торопливо, – всекончилось.

Она прижалась к нему, теплая и покорная, беззащитная, каковца, которой он был всегда опорой и поддержкой. У него защемило сердце отжалости. Как ребенка поцеловал в голову, обнял и повел внутрь дома.

– Все кончилось, – повторил он снова. – Забудь этистрахи, эти ужасы.

В раскрытое окно донесся едва слышный треск.В черноте ночи далеко за стенами града зловеще разгоралось зарево. Это былне закат, и у Исайи тоскливо сжалось сердце.

Дети еще висли на нем, цеплялись за руки, за одежду. Изсоседних домов собралась многочисленная родня, приковыляли даже древниестарики. Он заметил, что смотрят как на вырвавшегося прямо из ада.

– Исайя, – попросил кто-то, – неужто нерасскажешь, как это было?

– Исайя, – поддержал другой, – расскажи нам!

– Расскажи!

Жена исчезла, вместе с другими женщинами в соседней комнатебыстро приготовили на стол, принесли на широких блюдах, поставили передгостями. Исайя некоторое время насыщался, у Соломона только перекусил, живот заэто время короткого плена подвело, а горло пересохло, как песок в странепредков под жарким солнцем.

– Их можно побеждать, – сказал он наконец, – нотолько если застать врасплох… Я победил потому, что громадный рус неожидал от меня отпора. Запомните, пока это единственное их слабое место.

Гости зашумели:

– Найдем и другие!

– Гои – тупые как скот. Но и скот бывает опасен, кактот же разъяренный бык! Однако даже дети наши управляют быками.

– Исайя, ты первый, кто оказал им отпор! Но не последний.

И лишь старый мудрый Иешуа спросил старческим,скрипучим голосом:

– Как тебе удалось уйти?

– Разве не знаете? – удивился Исайя. –Я выпросил у русов сутки, чтобы попрощаться с семьей и детьми, привестидела в порядок, раздать долги. Вместо меня в залог явились мои друзья Борух иЛамех, но русы по дурости лишь взяли с меня клятву, что я вернусь завтра дозахода солнца, и они тогда меня разопнут!

За столом раздался хохот. Смеялись все, толкали друг друга ипоказывали знаками, какие тупые эти гои, от смеха говорить не могли, тряслиськак кисель, в бессилии сползали под стол, даже Иешуа зашелся старчески дробнымсмешком, лицо жалобно кривилось, взглядом умолял не смешить его, а то помрет отхохота, весь покраснел, наконец тоже откинулся на резную спинку стула имедленно сполз под стол.

– Верне..шь…ся? – простонал весь багровый от хохота егодвоюродный брат Каин. – Прямо так в их руки?.. Ха-ха! Сам?

– А они там стоят, – надрывался от смехадругой, – с тупыми мордами, ждут!

– Ха-ха! Так бы им до конца света стоять, гоям проклятым!

Исайя поднял руки, с улыбкой призывая к тишине. Он видел посчастливым лицам, что за долгие дни войны это был едва ли не первый день,который обошелся для иудеев благополучно. Но было ощущение, что отныне этихблагополучных дней будет больше.

– Спасибо вам, – поблагодарил он, – спасибо, чтопришли, что рады мне!

Гости постепенно покидали места за столом, расходились,ласково касаясь его на прощание. Когда Исайя остался за столом один, он позвалжену:

– Мария! Мне кажется, что я не видел тебя вечность.

Она села рядышком, прижалась теплым мягким плечом.

– Говорят, что в такие моменты вспоминается вся жизнь…

Он вздрогнул:

– Да уж… Но я ни о чем таком не думал. Мне только страшнобыло, что никогда-никогда больше не увижу тебя, не увижу детей. И такаяпечаль овладела моим сердцем!

Она поцеловала его, выскользнула в другую половину дома. Онслышал, как она стелила постели, взбивала подушки. Дети пришли пожелать добройночи, поцеловали сонными губами, ушли, смешные в длинных детских рубашках.

Исайя, счастливо улыбаясь, поднялся, раскинул руки. Он дома!И никакие силы не заставят его покинуть родные стены.

Она слышала, как он бормочет во сне, дергается, на лицепоявляется то страх, то безмерное удивление. Она потихоньку дула в лицо,отгоняя плохие сны, и выражение лица менялось, складки на лбу разглаживались.

А Исайя, крохотный и трепещущий, боязливо внималогромному огненному облаку, что внезапно воспламенилось в небе. От него пошеляркий оранжевый свет, но вокруг была черная страшная ночь без звезд, и Исайя сужасом понимал, что еще не наступил день творения. И Великий Творецговорил с ним, Исайей, но слова его были столь велики и значимы, что он не могих понять, а только ужасался их огромности и величию, а душа стискивалась тоской,ибо только Моисею было дано понять и записать Откровение…

А затем он куда-то брел во тьме, внезапно воспламенилсякуст, и Исайя понял, что стоит на дороге, странно знакомой дороге, а кустосвещает эту дорогу и часть городской стены с воротами. А впереди награнице света и тьмы виднеется свежеотесанный столб с перекладиной наверху.

Рано утром Исайя с оружием в руках поспешил на городскуюстену. Там его брат, Иисус, руководит обороной, умело расставляет людей,готовит молодежь к жестоким боям. Они двое были лучшими охотниками на вепрей,и, когда пришли скифы, как-то само собой получилось, что оборону возглавилиони. А когда убедились, что скифам с налету город не взять, Исайя с двумясвоими родственниками решился на вылазку…

Он поморщился как от боли, только он уцелел, но господьпримет их души ласково, они погибли достойно, защищали его избранный народ.

Мужчины на стене поздравляли, ибо двое убитых за одногоскифа – уже победа. Если бы так сражались и другие, то скифов бы истребилиначисто, а народа израильского осталось бы почти половина.

Обходя на стене наскоро обученных воинов, Исайя добрался догородских ворот, взглянул в сторону дороги, содрогнулся. По телу прошла ледянаяволна, словно упал в прорубь.

Проклятый столб, где надеются его распять, вкопали наобочине дороги к воротам Нового Иерусалима. Любой проезжающий скиф прямо с коняможет потыкать его копьем, убедиться, что проклятый иудей еще жив, корчится какчервяк, боится боли, нет мужества в иудеях!

Сбоку зашелестели шаги. Подошел Соломон, еще большеисхудавший, с темными кругами под глазами. Исайя чувствовал, как тот всталрядом. Тяжелое дыхание старейшины на миг оборвалось, затем послышался вздох:

– Дети… Жестокие дети!

– Дети? – сказал Исайя нервно. – Ничего себе дети!Я сам видел, как такой ребенок слез в ров, раненого коня взвалил на плечии отнес в свой стан! А конь – не наша рабочая лошадка. Огромный,тяжелый, как бык, жеребец!