– Выбери сам. Они спорят.

Рус не ответил, оглянулся на Сову. Тот подъехал, ноприближаться не стал, держался среди своих дружинников, прятался от княжескогогнева.

– Вы оба готовы его заменить? – спросил Рус.

Иудеи упали на колени, залопотали. Корнило перевел:

– Они считают, что делают богоугодное дело. Помочьсоплеменнику – их долг.

– А вы знаете, – сказал Рус с нажимом, – чтоежели он не вернется вовремя… до завтрашнего захода солнца, то вас казнят?

Иудеи оба часто закивали. Сова попятился. Рус покачалголовой:

– Вы поступаете благородно. И с моей стороны будет неблагородноне поверить Исайе просто на слово. Итак, ты даешь слово, что вернешься сюдазавтра вечером до захода солнца, чтобы быть распятым на этом кресте?.. Тогда яотпущу тебя без залога.

Наступило мертвое молчание. Русы окружили иудеев плотнойтолпой, ловили каждое слово князя и его пленника. Исайя смотрел недоверчиво.Надежда, сомнение и страх попеременно сменялись на его изумленном лице сзапекшейся коркой крови.

– Я даю… слово, – сказал он с запинкой.

– Что вернешься вечером? – переспросил князь.

– Да, – ответил Исайя через Корнилу, – я вернусьдо захода солнца, чтобы быть распятым на этом кресте.

Рус вскинул руки. Голос его был зычным, как раскаты грома.

– Все слышали?

В ответ прогремело мощное:

– Все…

– Слышали!..

– Каждое слово!

Рус кивнул Исайе и двум иудеям:

– Идите. И помните, что он сказал.

Воины расступились, трое иудеев медленно, все еще не ­веряварварам, ожидая неведомый подвох, пошли по направлению к воротам. Рус знакомвелел своим людям отстать, и когда трое подошли к воротам, там чуть-чутьприоткрыли створку, впустили и тут же захлопнули. Слышно было, как торопливостучат запоры, в землю вбивают колья, подпирая ворота.

Рус погрозил Сове:

– Понял?

Сова сказал виновато:

– Но теперь уж точно не вернется.

– Да.

Сова покачал головой:

– Ты этого и хотел?

– Догадайся сам. Что нам потеря одного пленника? Зато мыразом опозорим все их племя. Пусть иудеи считают это своей доблестью, но нашивоины станут презирать их еще больше. И убивать будут без жалости, будь этомужчина, женщина, старик или ребенок.

Сова сказал уважительно:

– Ты быстро понял, как лучше. Я соображаю медленнее.

– Быстрее еще не значит – лучше, – проворчал Рус,но Сова видел, что молодой князь польщен похвалой опытного воеводы.

В Новом Иерусалиме возвращение Исайи было встречено какчудо. Не так дивно, что Иона вышел цел и невредим из пасти левиафана, какизбавление иудея, убившего могучего скифа, из рук разъяренных варваров. Прямоот ворот его подхватили на руки, понесли, выкрикивая боевые кличи, которыестранно перемешивались с хвалой господу за чудесное избавление из рук страшногонарода Гога.

Соломон вышел на крыльцо, когда ликующая толпа приблизиласьк его дому. Он поднял руки, кличи стали стихать. Исайю с рук на руки передалиближе, поставили на крыльцо.

Избитый, с засохшей коркой крови на шее, он счастливоулыбался. Глаза блестели жизнью, он стал словно бы выше ростом, на лице былауверенность и, что опечалило Соломона, готовность снова взяться за такоправдавшее себя оружие.

– Заходи, сын мой, – сказал Соломон тепло, – твоимродным сейчас скажут, что ты жив и здоров. Ты скоро с ними увидишься, а сейчасдля города жизненно важно знать, что делается у скифов.

Исайя посерьезнел, но поднялся на крыльцо все с теми жепобедно расправленными плечами. Обернулся к толпе, помахал рукой, та взорваласьрадостным ревом, воплями радости и слез. Еще раз поклонился, вслед за Соломономвошел в темный коридор.

Служанка быстро поставила на стол снедь, Соломон кивнулИсайе приглашающе, молча и терпеливо ждал, пока изголодавшийся охотникнасыщался.

– Прости, – пробубнил Исайя с набитым ртом, – но уменя в самом деле крошки во рту не было!

– Я понимаю, сын мой. Ешь, не смущайся. Потомпоговорим.

Исайя ел быстро, движения были отточенные, верные, в немжила и действовала сила хищного зверя. Кто с кем общается, подумал Соломонпечально, тот от того и набирается.

– Поведай неспешно, – сказал он, когда Исайя отодвинулпустое блюдо и взялся за кувшин с молоком, – как тебе удалось уцелеть?Я слышал, тебя захватили в плен прямо над телом убитого тобой скифа?

Исайя зябко передернул плечами:

– То был настоящий сын Гога!.. Другим говорить не следует,но тебе скажу правду: я просто чудом с ним справился. Он был впятеро сильнееменя, так же быстр, намного выносливее и к тому же умелее в схватках.

– Но как же победил ты, а не он?

– Скиф не ожидал вообще отпора. Он привык побивать нашихдесятками… или привык, что другие побивают. Также мне показалось, что он давноне брал в руки оружие.

Соломон побледнел:

– Ты убил служителя культа?

– Нет, – ответил Исайя. Он покачал головой. – Нет.Но его назвали при мне певцом. Возможно, он давно сменил боевой топор на бубенили что у них там, потому я и одолел. Другим я этого не высказываю, но тебепризнаюсь: я испуган и сейчас. Когда вспомню, как я был близок к смерти, колениподгибаются.

Соломон сказал успокаивающе:

– Разве дикие кабаны не опасны? Но ты их убивал.

– Это другое дело, – возразил Исайя нервно. –Кабаны не обучены воинским ударам. Они все бросаются одинаково. Мне достаточнобыло выучить три движения, хорошо выучить, и я всякий раз убивал кабановнаверняка, хотя их страшные клыки проносились на расстоянии волоска от моейгруди. Но этот скиф…

Он снова передернул плечами, жадно пил теплое парное молоко.Кадык часто дергался, капли побежали по подбородку. Соломон выждал, спросилтихо:

– Они отпустили тебя на каких-то условиях?

Исайя отмахнулся:

– Дурни. Взяли клятву.

– Какую?

– Что я вернусь завтра вечером, – он засмеялся, –и они меня разопнут перед воротами нашего града.

Соломон вздрогнул, покачал головой. Конечно же, возвращениек скифам немыслимо. К счастью, господь освободил свой народ от верностиклятвам перед неиудеями.

Жена и дети с радостным воплем бросились на шею. Исайяраспахнул руки, стараясь обхватить их разом, дети повисли на нем, верещали илезли как на дерево, а он хватал, жадно целовал в макушки, тискал, сновацеловал, наслаждаясь детскими запахами, самыми чистыми на свете.