И тут в небе рождается звук.

Я снова переворачиваюсь на спину, вглядываюсь в чёрныйхрусталь. А он дал трещину — голубую полосу через весь небосклон.Ослепительную, прямую стрелу, мчащуюся вниз.

— Что это, Лёня?

Вика уже сидит, откидывая с лица пряди волос. Когда онапроснулась?

Или когда я уснул?

Что вокруг — сон или явь?

— Метеорит, — отвечаю я Вике.

Голубая стрела всё ниже, тонкая поющая трель — шлейф её,сгусток пламени на конце — остриё.

— Это падает звезда, — очень серьёзно говорит Вика, и японимаю, что всё-таки сплю.

А Неудачник не шевелится.

Трещина прочерчивает небосклон до конца и вонзается в землю.Голубая полоса гаснет — небо умеет лечить свои раны. Лишь там, где звездакоснулась гор, пылает бледный огонь.

— Ты обещал, что мы найдём звезду, — говорит Вика.

Во сне всё просто. Я встаю, протягиваю ей руку. Мыперешагиваем через Неудачника и начинаем спускаться по склону. Всё неправильно,к звёздам идут вверх, но со снами не спорят.

Голубое пламя сверкает в траве, не сжигая и не отбрасываятеней. Звезда упала в ложбину между двумя холмами. Чуть дальше — нагромождениескал, совершенно неуместное здесь, словно вырванное из другого мира. Этопочему-то очень важно, но сейчас мы смотрим лишь на звезду.

Чистое пламя, пушистый огненный шарик, маленький — его можноспрятать в ладонях.

Я протягиваю руки, касаюсь звезды и чувствую тепло. Нежное,словно подставил ладони весеннему солнцу.

— Теперь я знаю, что такое звёзды, — говорит Вика. — Этоосколки дневного неба.

Порываюсь поднять звезду, но Вика останавливает меня.

— Не надо. Она и так устала.

— От чего?

— От одиночества, от тишины…

— Но теперь мы рядом.

— Пока ещё нет. Мы прошли свой путь, но это лишь половинадороги. Дай ей поверить в нас.

Я пожимаю плечами, я не умею спорить с Викой. Хочуулыбнуться ей — но Вики уже нет рядом. Остался только голос.

— Лёня, проснись!

Что за глупости, зачем…

— Лёня, Неудачник исчез!

Открываю глаза.

Утро.

Розовый свет с востока.

Испуганное лицо Вики.

Неудачника нет у костра. Сон — великий обманщик.

— Чёрт! — ругаюсь я, вскакивая. — Когда он ушёл?

Вика поправляет волосы, таким же жестом, как и во сне.

— Не знаю, Лёня. Я только что проснулась, а его уже не было.

— Вот и ответ, — шепчу я, озираясь. — Вот и ответ…

Неудачник убежал. Смылся из глубины. Значит — всё впустую?

Нет, не всё. Из-за него я встретил Вику.

— Он познакомил нас, — повторяет она мои мысли. — Хоть заэто спасибо.

Я обнимаю её, утыкаюсь лицом в волосы. Мы стоим так долго,рассвет разгорается вокруг, снежная шапка горного исполина сверкает, распарываянебо. Здесь нет птиц, наверное Вика забыла их сделать. Но горы оживают и безних, наполняются шорохами ветра, шелестом листьев и трав.

— Я сделаю для этих гор птиц, — шепчу я. — Если всё-такиудастся отстроить твою хижину…

— Не хочу менять горы, они свободны! — сразу противитсяВика.

— Птицы тоже свободны. Я их просто выпущу в окно. И скажу:«Плодитесь и размножайтесь!»

Вика тихо смеётся.

— Ладно. Попробуй.

— А чего тут пробовать? — храбрюсь я. — Несложная программа…проштудирую Брема, составлю алгоритм поведения. Вначале нарисую всяких зябликови воробьёв, потом — коршунов. Биогеоценоз… точно? Забыл, по-моему, в пятомклассе нас этому учили, на уроках природоведения.

— Биолог. Может ещё и тапочки Зукины на волю отпустишь?Лёня, давай сейчас вынырнем. И сходим в какой-нибудь ресторан. Ты был на«Розовом Атолле»?

— Нет.

— Красивое место. Шульц и Брандт рисовали. Я приглашаю.

— Ладно. Только вначале поищем…

Вика отрывается от меня, резко спрашивает:

— Кого?

— Неудачника.

— Да он вышел из глубины, как ты не понимаешь!

— Понимаю. Но, всё-таки, давай поищем? Может, он отошёлсделать пи-пи и свалился в пропасть?

— Так ему и надо… — бормочет Вика, уже соглашаясь.

Вначале мы проходим вдоль кромки ближайшего обрыва,вглядываясь вниз. Потом Вика обшаривает долину по левую сторону от ручья, а я —по правую. Взгляд невольно тянется вниз, в ложбину, где во сне я нашёл звезду.Там и вправду видны какие-то скалы.

Но дело прежде всего. Надо убедиться, что Неудачника с намибольше нет.

Я даже поднимаюсь немного вверх, по нашим следам. Это ужетак, для полной очистки совести.

И в маленькой расщелине, через которую мы легко перепрыгнулипри свете догорающего дня, нахожу Неудачника.

Я молча стою над расщелиной, глядя на Неудачника стрёхметрового уступа. Минуты две проходит, прежде чем он убеждается, что я егозаметил, и поднимает голову.

— Доброе утро, Стрелок.

Молчу. Даже на злость сил не осталось.

— В темноте очень плохо видно, — изрекает Неудачникпоразительную по гениальности и свежести мысль.

Падать было не так, чтобы высоко, но ему не повезло. Дажесверху я вижу, что его правая нога распухла, и Неудачник сидит, стараясь недотрагиваться до неё.

Достаю из-за пояса тапочки, надеваю, и спускаюсь вниз.

— Извини, — говорит Неудачник, когда я беру его на руки ивыбираюсь из расщелины.

— Зачем? — только и спрашиваю я.

— Чтобы вы не колебались. Я всё равно ничего не могуобъяснить.

— Ты дурак. Ночью по горам ходят лишь самоубийцы… или ЧёрныйАльпинист.

— Я никогда не был в горах. А кто такой Чёрный Альпинист?

Спускаться к привалу довольно далеко. Я успеваю рассказать байкупро Чёрного Альпиниста и про ту компанию, которая таскала в горы бальные платьяи смокинги. Потом несколько реальных историй.

К Вике мы подходим, когда весь мой запас горных легендистощается. Под её ледяным взглядом я опускаю Неудачника на раскиданный укостра лапник и говорю: