Мгновение остановилось.

«Алена, мой милый Мефистофель, – подумал он с тревожнойтоской. – Ребята. Но ведь дядя Мозес просил не беспокоиться, дядя Мозес,который в свой последний вечер вопреки всем прежним ошибкам (а были ли ошибки?)словно обрел дар прорицания…»

Работа предстояла не такая уж обширная – серьезное пока неначалось. Снерг снял крупным планом нескольких беседующих, их лица, рассыпанныена кресле и на полу листы бумаги – забытый доклад, который, не замечая, топталдокладчик, – записал обрывки разговоров. Взгляд зацепил лицо, выражавшее,помимо удивления, и начавшуюся уже работу мысли, – и Снерг кошкой метнулсяк Шагарину, социологу, специализирующемуся на внезапных поселениях, улучилмомент, когда тот отошел от рассыпавшейся кучки людей и не успел пристать кдругой, вежливо-непреклонно оттер социолога в сектор пустующих кресел и молчаприблизил к его лицу микрофон. Отказа он не боялся – все здесь сейчас втаком состоянии, что готовы говорить с кем угодно, лишь бы не молчать…

– Это абсолютнейший нонсенс, – и впрямь безмалейшего противодействия заговорил Шагарин. – В нынешнем общественевозможно возникновение альтернативных существующей общественно-политическойлибо экономической систем, морально-этического комплекса, которые побудили быодну из колоний отделиться от Ойкумены. Они и не отделялись, строго говоря. Вмеморандуме нет и тени намека на создание отдельного государства, напровозглашение независимости. Это и понятно – зачем, к чему? Просто потому, чтозахотелось иметь собственное государство? Чересчур уж по-детски… Любаянаселенная планета и так, если ей заблагорассудится, может обзавестись всемиатрибутами – флаг, герб, – только к чему? Мальчишки в летнем лагере накаком-нибудь островке еще могли бы провозгласить свое «государство», но и имэто надоело бы еще до окончания каникул. Нет, ни о какой вспышке «космическогосепаратизма» говорить нельзя. Сводя все к одной фразе, они почему-то решили нанеизвестный срок запереться у себя в доме. Вот и все.

– Однако информация, собранная Сергачевым? –спросил Снерг.

– Это странно. И только. И заниматься этим должны несоциологи и не общественные деятели. Кто-то другой. Может быть, как раз вы.Лично я отметил в происшедшем один любопытный и не поддающийся объяснениюнюанс. Результаты голосования – единогласно. Понимаете, ни одного голосапротив провозглашения экстерриториальности. Никогда еще не бывало в историичеловечества, да и нашего общества, чтобы среди нескольких сот тысяч человек,пользующихся абсолютной свободой волеизъявления – а я не верю, что хоть вничтожной мере был допущен отход от наших этических норм, – не нашлосьхотя бы одного человека, имеющего особое мнение…

– Подождите, – сказал Снерг. – Пример: кЗемле движется огромный астероид, способный затопить, как в свое времяАтлантиду, целый континент. Кто же проголосует против уничтожения астероида?

– В первую очередь планетолог, который предложит неуничтожать астероид, а изменить его орбиту на безопасную с целью последующегоизучения «гостя». Вы неудачно выбрали пример. Можно, конечно, хорошенькополомав голову, изобрести какой-нибудь казус, но речь-то идет о совершенноконкретном случае. Это единодушное голосование – самое темное место во всейистории, но оно как раз и убеждает, что рассуждать об атавистической вспышкесепаратизма глупо – уж в этом случае могли бы найтись оппоненты. А если, следуятрадициям стереобоевиков, предположить, что кто-то фальсифицировал результатыголосования, то для вящей убедительности он проставил бы процентов пять-шесть –«против».

– Однако они задержали наших людей.

Шагарин взглянул внимательно:

– У вас там… застрял кто-нибудь?

– Любимая женщина, – сказал Снерг. – Идрузья. Там ведь сейчас не одна сотня туристов.

– Но отчего вы решили, что их там задерживают силой?Молчите? Со всей уверенностью можно сказать только одно: что-то там произошло.Что-то очень серьезное, если все население единодушно проголосовало завременную изоляцию. С точки зрения социологии они – не социум. Всего-навсегоеще один космический форпост, внеземная станция, какая разница, триста человектам или триста тысяч…

– Мне это уже говорили.

– Кто? – Шагарин машинально перевел взгляд наокружающих.

– Мозес Сайприст за несколько часов до смерти.

– Он занимался еще и Эльдорадо?

– Он многим занимался, – сказал Снерг. – И ятоже.

– И что же?

– У меня есть гипотеза, – сказал Снерг. – Язнаю, что вы, как и многие, относились к Сайпристу… ну, не как к пустоцвету, нокак к насморку – он существует, хотя особо не вредит. Я никого не упрекаю, чтож… Алхимики, да. В какой-то мере. Только мы почему-то забываем, что алхимики,пусть и не найдя философского камня, тем не менее что-то да сделали длячеловечества. Бетгер, например, так и не добыл золототворящую тинктуру, но далЕвропе фарфор. И это не единственный пример. Может быть, и в наш век впередихимии должна идти своя алхимия, впереди астрономии – астрология, впередигиперфизики – флогистон…

– Что вы хотите всем этим сказать?

– У меня есть гипотеза, – сказал Снерг. –Грандиозная, не боюсь этого слова…

– Она как-нибудь объясняет сегодняшний сюрприз?

– Боюсь, что нет.

– Тогда вам придется подождать, как бы грандиозна вашагипотеза ни была. Сейчас нам нужно только одно…

Он был прав, и сердиться на него не следовало. Снерготкланялся и пошел к выходу.

– Стах! – остановил его Кадомцев. – Вы вГлобовидение? Лучше подождать несколько часов, иначе мы просто прибавим кдвумстам ошеломленным людям еще несколько миллиардов…

– Я понимаю, – сказал Снерг. – Можно бежать ивопить: «Пожар!», а можно отвести в сторону первого встречного пожарного и тихопрошептать ему все на ухо. Второе, конечно же, гораздо благоразумнее. Я не наГлобовидение, я на космодром. И вы должны мне помочь, я вас прошу… Ближайшийлайнер на Эвридику – через пять часов, а мне нужно торопиться. У вас естьдежурные звездолеты, которые все равно стоят без дела…

– Зачем вам на Эвридику? Замок?

– Гораздо серьезнее, – сказал Снерг. – Какиетам замки в такую минуту… Вы только отнеситесь серьезно к моим словам. Если яне ошибаюсь, вы скоро получите работу, о которой могли только мечтать. Вы, какастроархеологи недавно, стряхнете с себя все насмешки и обвинения в безделье.Дайте мне звездолет, и, не исключено, в обмен вы скоро получите Вселенную… Еслитолько я прав.

Кадомцев долго смотрел на него. Потом молча потянул изкармана браслет.

* * *

Снерг замолчал и жадно глотнул сока из запотевшей бутылочки.Он говорил почти час. Муромцев сидел с абсолютно безучастным видом – что всегдасопутствовало у него напряженной работе мысли, – Панарин ждал продолжения,Марина щурила глаза в непонятном раздумье. Снерг едва не поставил бутылочкумимо стола – так он волновался.