Я ожидал какую-то реакцию со стороны Алёна, но она взяла изрук бармена два высоких стакана, где колыхается нечто зеленое с синим, ивернулась к нашему столику. Парень остался возле барной стойки куда более сконфуженный,чем если бы получил по морде.

— Пользуешься успехом, — заметил я. — Тыкрасивая, Алёна.

Она кивнула:

— Хорошо на тебя действует мелагинк. Только теньнедавней депрессии! Еще дозу, и танцевать с девочками пойдешь.

Я ухмыльнулся:

— Но ты этой дозы не дашь?

Она засмеялась:

— Не дам. Хотя… подумаю.

— О чем?

— Придушить тебя здесь или сперва как-то использовать.

— А потом придушить?

— Это непременно! — пообещала она.

— А что пока собираешься со мной делать? —полюбопытствовал я.

Она подумала, оглядела меня внимательно.

— Вообще-то можно было бы изнасиловать, но… это будетнарушением врачебной этики.

— Но ты же не врач!

— И не мечтай, — сказала она. — Раз я далатебе мелагинк, то сейчас я врач. И отвечаю за тебя, пока действие не кончится.Ладно, я привезла, я и увезу. Но не раньше, чем натешишься. Уверен, что нехочешь девочек подцепить? Вот та, в розовом, и ее подруга — экстремалки. У меняглаз наметанный. Можешь с ними поиметься прямо на лестнице. Или тут застоликом, а подруга прикроет…

Я добросовестно подумал, в самом ли деле хочу или не хочу,наконец сказал с пьяной решимостью:

— Не!.. Лучше выпью еще!

Она озабоченно огляделась.

— Девицы здесь раскованные, но что-то тебя неприглашают… А парень ты видный.

— Тогда уедем, — сказал я и хихикнул: — Разменя так обижают.

— Посидим еще чуток, — сказала она. — Или вотта, разрисованная под ящерицу!

Я пошарил взглядом.

— Которая сейчас залезла на парня обеими ногами? Такони уже копулируются!

— Вот и хорошо, — сказала она деловито. — Похоже,девочка хочет набрать за вечер максимум коитусов с разными партнерами. Сейчасэто модно, кетэкстрим называется. Как только закончат, можешь подменить парня,девочка примет тебя с радостью.

Я поморщился:

— Извини, не люблю в чужой сперме пачкаться. И вообще…во мне слишком сильно животное начало. Инстинкт кричит, что если кто-то на моихглазах успел раньше, то мне там делать нечего, поле засеяно другим.

— Молодец, — сказала она поощрительно, — всееще рассуждаешь. Тебя не сломить. Эй, девушка, принеси еще дозу андера!

Официантка посмотрела на нее, потом с любопытством на меня.

— А ему?

— А он обойдется, — ответила Алёна.

Когда заказ прибыл, она сунула мне бокал в руку:

— Пей.

— Ты же себе заказывала, — напомнил я.

Она улыбнулась:

— Потому что тебе бы не дали.

— Спасибо за такую жертву, — пробормотал я. —Не жалко?

— Как раз нет. Пей.

— Это что-то другое, — пробормотал я.

— Пей, — повторила она. — Я не дам шефупогибнуть. И обидеть его не дам.

Я ухмыльнулся, выпил в три больших глотка. Алёна наблюдалаза мной со странным выражением. Я по-гусарски ухмыльнулся:

— Довольна?

— Надеюсь, — ответила она медленно, —подействует. А то прямо айсберг.

Она вывела меня на улицу, действуя круто и решительно, насснова провожали сожалеющими взглядами. Среди одинаково милых и податливыхдевушек Алёна выделяется, как сокол среди уток, даже я в сумеречном сознаниизаметил.

Перед нами выросла ее машина, Алёна открыла правую дверцу ивпихнула меня на сиденье. Оно раскрылось подо мною, реагируя на внезапный вес,я завалился плашмя.

— О, — сказал я довольно, — ты это сделаешьпрямо здесь?

Она обошла машину, села за руль.

— Отвезти домой, — спросила она задумчиво, —или потащить к себе?

— Где обещаешь изнасиловать, — сказал я, глупохихикая, — туда и тащи.

Она сказала язвительно:

— Размечтался!.. Но если к тебе, то андер выветритсясреди ночи. Кто знает, что выкинешь…

Я спросил с обидой:

— А что я могу?

— Ничего, — согласилась она. — Но лучше комне. Надежнее.

— Ура, — сказал я.

— Не ликуй, — ответила она строго. — Я,скорее всего, свяжу тебя. Но насиловать не буду, у меня нет таких причуд.Будешь спать до утра.

— Связанный?

— А почему нет?

— А если в туалет? — спросил я. — Какпредставлю, что ты мне ширинку расстегиваешь и держишь потом, мягко ичувственно массируя и поглаживая…

— Я тебе памперсы подложу, — прервала она.

Я поморщился:

— Фи, как неромантично.

— Зато практично, — сказала она деловито. —Ты же практик у нас? Вот и попрактикуешься.

Она пристегнула меня ремнем, несмотря на мои вялые протесты,я чувствовал, как выезжаем со стоянки, выруливаем на дорогу, мягкоепокачивание, затем рывок, это вклиниваемся в дорожный поток, наконец ровноегудение мотора и легкое потряхивание на мелких выбоинах и утопленных в дорожноеполотно железнодорожных рельсах.

— Хорошо, — пробормотал я, — вот так бы ехатьи ехать…

— Не добравшись до цели? — спросила она, глядяперед собой.

— Ну… говорят же, что счастье в самом карабканье ксчастью.

Она покачала головой:

— Что-то ты чересчур.

— А как надо? — поинтересовался я.

Она подумала, хмуря брови.

— Достань из моей сумочки синюю такую коробочку… тамтаблетки. Возьми одну под язык.

Я повертел головой.

— А где она?

— На заднем сиденье, где же еще!

Я со стоном попробовал приподняться, ремни не позволили,отстегнул, и тут же тревожно запищала сигнализация.

Алёна сказал быстро:

— Пятнадцать секунд!.. Потом заглохнет мотор.

— Успею… — пропыхтел я. — На фиг тебе такаяпугливая машина…

Ухватив сумочку, я снова защелкнул ремень, сигнализация соблегчением смолкла. Алёна смотрела вперед, не отрываясь, машину ведетпо-женски осторожно, но не упускает возможности обойти ползущих медленнее, чемпозволяют дорожные знаки.