в Британию оказался сравнительно успешным, несмотря на то что в самом разгаре была бурская война и германская общественность не делала секрета из своих симпатий. Дона, прибывшая вместе с мужем, была в этом, как и во многих других вещах, настоящей немкой: «Англичане должны понять, что бедные буры имеют право жить на своей земле и иметь свою собственность. Иначе, боюсь, нам придется снова разойтись с англичанами. А кайзер в последнее время весьма благосклонно о них отзывался».

На самом деле ссора произошла вскоре после телеграммы Крюгеру между германским динамитным трестом на Рэнде и германскими банкирами. Банкиры были убеждены: в их интересах, чтобы англичане «приняли дела» у буров. Результатом стало заметное снижение официальной симпатии и помощи бурам от Германии, в то время как германские газеты с деловыми контактами во время войны были англофильскими. Пангерманцы и аграрии оставались преданными бурам и всеми силами критиковали не только британцев, но и кайзера вместе с его правительством за отсутствие симпатии.

Виндзорский корабль по какой-то причине оттолкнули от берега. На банкете в Сент-Джордж-Холл «все столовые приборы и посуда были из золота, канделябры и украшения тоже из золота, а три огромных бархатных занавеса сплошь покрыты пластинками и всеми мыслимыми золотыми украшениями. На самом деле это было все, чем владела королева, – около 3 миллионов фунтов».

Вильгельм впечатлил Чемберлена своей многогранностью и способностью мгновенно переключаться с больших вещей на малые. «Он также обозначал свои взгляды с большой энергией и на самые разнообразные темы». Бальфур был впечатлен намного меньше. Кайзер и Бюлов вели переговоры с Бальфуром, Чемберленом и Лансдауном по вопросу, который уже обсуждался годом раньше, и не пришли к свежему решению. По взаимному согласию основную часть вины за плохие отношения в прошлом возложили – очень удобно! – на покойного Бисмарка. А Бюлов, у которого была репутация человека, не расположенного к Англии, написал Гогенлоэ, что в Британии антигерманских чувств меньше, чем в Германии антибританских: «Потому эти англичане, которые знают остроту и глубину германской нелюбви к Британии, для нас наиболее опасны. Если британский народ ясно поймет антибританские чувства, которые доминируют в Германии сейчас, произойдет перелом в их концепции отношений между Британией и Германией».

Антибританские чувства проявились особенно отчетливо, когда Чемберлен, действуя по подсказке Бюлова, произнес речь, в которой не только подчеркнул нужду Британии в союзниках, но и выделил Германию как первую кандидатуру на эту «должность». Примерно в то же время поступили сообщения о «Черной неделе» Британии в Южной Африке, и многие жители континента пришли к выводу, что Британия разбита. Бюлов, пообещавший всячески приветствовать речь Чемберлена, на самом деле ответил надменной речью о том, что «дни политического и экономического унижения Германии» прошли, и англичанин был глубоко разочарован.

Вильгельм вел себя на удивление сдержанно во время южноафриканской войны и в меньшей степени воспользовался преимуществами британских затруднений, чем можно было ожидать. Если он приписал это себе в заслугу, то одновременно навлек на себя непопулярность дома. К примеру, его много критиковали за то, что он не принял президента Крюгера, когда тот осенью 1900 года прибыл в Европу, чтобы заручиться помощью, и за последующее вручение лорду Робертсу ордена Черного орла. Критики Вильгельма были бы еще громогласнее, знай они, что страсть кайзера решать чужие дела привела его к отправке дяде ряда документов, которые он называл Gedankensplitter[38]. На самом деле это были копии оценок германского Генерального штаба, украшенные личными наблюдениями со стороны Вильгельма, и предложение, что было бы разумно заключить компромиссный мир. В тот момент они не принесли никакой пользы и только рассердили принца Уэльского, которому особенно не понравились некоторые спортивные метафоры.

«Аллюзия на крикет и футбол, – ответил Вильгельм, – должна была показать, что я не принадлежу к людям, которые, когда британская армия испытывает трудности или по той или иной причине не может в данный момент справиться с врагом, начинают кричать, что британский престиж под угрозой или вообще утрачен. Пока вы содержите свой флот в хорошем боевом состоянии, пока он считается господствующим и непобедимым, я не обращаю ни малейшего внимания на несколько неудач в Африке. Но только флот должен быть современным во всех отношениях – когда речь идет о вооружении, грамотных офицерах и qui vive[39], чтобы на него всегда можно было положиться в случае второго Трафальгара».

В Британии верили, что германские офицеры сражались вместе с бурами, и кайзер даже написал королеве, чтобы опровергнуть этот слух, который вполне могли пустить сами буры. Вероятно, тот же источник ответствен за дезинформацию о германских пароходах, везущих контрабанду. Два из них обыскали, а третий даже на несколько дней задержали, но так и не нашли ничего криминального. Вильгельм предложил свои услуги посредника, объявив, что буры сами попросили его взять на себя эту миссию. Он проболтался, что получил и отверг русское предложение о совместных русско-франко-германских заявлениях, направленных на окончание войны. Британский посол в Санкт-Петербурге немедленно сообщил историю (которая вполне могла быть апокрифической), якобы Вильгельм сказал, что настало время великим державам напасть на Англию, и он поражен тем, что они не воспользовались возможностью. В любом случае его действия ни к чему не привели.

«Весь мой народ, – написала королева, – вместе со мной твердо намерен довести войну до конца без постороннего вмешательства. Время и условия заключения мира должны определять мы… Император показал себя таким добрым другом Англии и так тепло относится лично ко мне, что я хочу разъяснить ему истинное положение вещей».

Ответ принца Уэльского был немного другим: «Вы понятия не имеете, мой дорогой Вильгельм, как высоко все мы в Англии ценим преданную дружбу, которую вы проявляете к нам при каждом удобном случае».

Когда его осудили в Англии за то, что он не сумел воспользоваться трудностями Британии, Вильгельм оправдался тем, что, прежде чем сталкиваться с морской державой, необходимо иметь флот. «Я не в том положении, чтобы выходить за рамки строжайшего нейтралитета, и сначала должен получить флот. Через двадцать лет, когда флот будет готов, я стану говорить другим языком». Перехват германских пароходов стал весьма полезным опытом для Морской лиги, и в январе 1900 года Тирпиц по наущению Вильгельма предложил новый более амбициозный морской закон. Он не только предусматривал значительное увеличение германского флота. Он был рассчитан на двадцать лет, учитывал, что к этому времени существующие корабли уже устареют, и предлагал строить по три линкора в год. В конце этого времени Германия будет обладать флотом, способным выполнить самую сложную задачу, например сойтись в морском бою в Северном море с флотом Британии (разумеется, если часть