знают друг друга и в общем одинаково переживают волны истории. Это особенно верно в отношении четырех самых густонаселенных стран в средней части Центральной Америки: Гватемалы, Сальвадора, Никарагуа и Гондураса. (Белиз, самая верхняя точка на карте, был британской колонией; нижняя, Панама, встала на совершенно иной исторический путь после того, как США создали эту нацию ради постройки канала.) В последние столетия волны мировой истории били об их маленький субконтинент с таким неистовством, словно желали наказать его жителей. В конце 1970–1980-х гг. этот процесс вылился в ошеломляющую жестокость.

Еще до того как началась новая буря кровавого насилия, жестокое подавление несогласных стало нормой для огромного большинства населения Центральной Америки. Этим регионом правили диктаторы, почти не пытавшиеся скрывать свою жестокость. Практика «принудительного труда», а именно порабощения коренных народов, развернувшегося несколько столетий назад, по-прежнему оставалась широко распространенной{581}.

В Гватемале террор начался в 1954 г. и, усилившись в 1965 г., после приезда Джона Гордона Майна и Джона Логана, так и не прекращался. В год прибытия этих двоих представители Сальвадора, Коста-Рики, Гватемалы, Гондураса, Никарагуа и Панамы собрались, чтобы формализовать военные связи и совместную разведдеятельность в рамках Центральноамериканского совета обороны (El Consejo de Defensa Centroamericana, CONDECA) — своего рода протоальянса, созданного с целью предотвращения угрозы партизанской войны{582}. Эта угроза была реальна. Сам Майн был убит в 1968 г. повстанческой вооруженной группой, сформированной в Гватемале по окончании столкновения 1960 г. (Fuerzas Armadas Rebeldes, FAR), — база в Гватемале использовалась для подготовки кубинских беженцев к вторжению в заливе Свиней{583}.

Насилие, развязанное гватемальской диктатурой во время гражданской войны, было неизбирательным. Правые террористические группы — «Белая рука» (La Mano Blanca), Новая организация антикоммунистов и Антикоммунистический совет Гватемалы — устраивали каждая свою резню при поддержке американских «зеленых беретов». Впоследствии их эскадроны смерти были включены в структуру государства{584}.

Исчезновения людей, начавшиеся в 1966 г., к 1970-м стали настолько массовыми, что превратили города Гватемалы в заказники для охоты на любых подозреваемых в левых взглядах или потенциальных подрывных элементов. Количество людей, которые стараниями государства превратились в desaparecidos — исчезнувших, достигло десятков тысяч. Неважно, были ли вы членом профсоюза, студентом-активистом, политиком левого толка, критически настроенным журналистом или даже бездомным ребенком, режим мог явиться за вами. Каждый раз, когда усиливалась напряженность, ваши друзья исчезали навсегда, вы активнее применяли тактику уклонения, затем возвращались к «нормальной» жизни в условиях неинтенсивного террора — если сумели выжить в этот раз. Жизнь представляла собой постоянную игру в кошки-мышки, и город Гватемала превратился в постоянно расширявшуюся смертельно опасную полосу препятствий, на которой подчас проходила вся жизнь его жертв.

Мигель Анхель Альбизурес, в душе так и оставшийся младшеклассником, не забывшим психологический шок от бомб sulfatos, сброшенных возле его школы во время переворота 1954 г., который поддерживали США, вырос и стал профсоюзным организатором. Не все профсоюзы имели левый уклон. Подростком, незадолго до свержения Арбенса, он влился в Движение католических рабочих и к 1970-м гг. стал не ахти какого масштаба, но лидером. В профсоюзном движении участвовали умеренные коммунисты, христианские демократы, а также некоторые сторонники более радикальных партизанских действий. Власти не обращали особого внимания на подобные различия. В 1977 г. они вышибли дверь в помещение, где проходило собрание профсоюза с участием Мигеля, и устроили стрельбу. Мигелю удалось убежать по крышам: чтобы спастись, он перепрыгивал с крыши одного дома на крышу другого. Спустя время нескольких его коллег застрелили прямо перед фабрикой Coca-Cola. Мигель знал, что ему в каком-то смысле повезло, потому что его, похоже, хотели не просто убить. Убить ничего не стоило прямо на улице — всего-то и нужно несколько человек с автоматами в машине. Власти хотели схватить его, подвергнуть пыткам и заставить исчезнуть плюс попутно получить какую-то информацию и сделать его смерть загадочной. Поскольку все это требовало немного бо́льших усилий, Мигель продолжал убегать и прятаться, пока не нашел способ выбраться из страны{585}.

«Нельзя было долго ночевать в одном и том же месте. Мы не видели своих родных. Все подозревали друг друга, это была атмосфера чудовищного страха… мы не знали, что происходит. Однако мы знали, что повсюду то и дело появлялись трупы, так что знали мы достаточно».

К 1978 г. ситуация в Центральной Америке стала меняться. В Никарагуа группа левых повстанцев, вдохновленных кубинской революцией, сандинисты, была готова взять власть силой. В Сальвадоре власти ответили бойней на протесты из-за откровенно сфальсифицированных выборов, и сотни людей были убиты. Затем переворот в этой стране привел к созданию полувоенного-полугражданского режима правления, также погрязшего в убийственных репрессиях. В результате мирные жители взбунтовались, и поддержка левых партизанских движений усилилась{586}.

Все это вызвало у властей Гватемалы страх: смогут ли они удержаться. В стране новые партизанские группы приходили на смену прежним MR-13 и FAR, разгромленным в ходе кампании борьбы против подрывной деятельности, осуществлявшейся при поддержке США. Самой заметной новой группой была Партизанская армия бедняков (Ejército Guerrillero de los Pobres). В отличие от FAR, следовавшей предложенной Че Геварой стратегии фокизма (создавать мелкие партизанские подразделения), Партизанская армия бедняков решила вовлечь в партизанскую борьбу более широкие слои крестьянского населения, воспроизводя опыт победоносного Вьетконга{587}.

Гватемальские власти принялись в массовом порядке убивать представителей коренного населения просто из-за их этнической принадлежности. Целые этносы, племена, деревни объявлялись коммунистическими или потенциально коммунистическими. Часто эти люди имели самое туманное представление о марксизме или партизанских отрядах. Это были новые методы террора, отличавшиеся от городских — там правительственные силы похищали отдельных людей. В случае майя и других народностей армия просто приходила и убивала всех до одного.

Тесное сотрудничество функционеров США с диктатурами Центральной Америки, занимавшихся истреблением собственного населения, хорошо документировано — намного лучше, чем деятельность США в Индонезии, приведшая к событиям октября 1965 г.{588} Масштабы насилия, однако, и последствия этих действий часто недооцениваются.

Мигель Анхель Альбизурес и другие, кто жил в Центральной Америке в период конца 1970-х и 1980-х гг., всегда подчеркивают, что новые центральноамериканские партизанские движения возникли после жестокого подавления или самого настоящего уничтожения любых попыток мирного перехода к демократии. Они говорят, что почти любая политическая идеология в мире — не только социализм и марксизм, преобладавшие среди этих партизанских групп, — позволяет вооруженное сопротивление тирании, и в этом смысле революционная традиция США не исключение. Неудивительно, что уцелевшие движения представляли собой левые ополчения: к концу 1970-х гг. большинство умеренных диссидентов были мертвы.

В январе 1979 г. диктатура красных кхмеров рухнула, и мир узнал о том, что творилось в Камбодже. Правительство, если его можно было так назвать, пало потому, что вьетнамские коммунисты поняли, чем занимается Пол Пот, который, кроме того, зачем-то еще и несколько