Довольно молодой, но какой-то помятый доктор равнодушнопоглядел на бьющуюся в истерике Энн и потребовал:

– Пусть мать успокоит ребенка.

Капа принялась обещать дочери за хорошее поведение золотыегоры и грузовики конфет. Как бы не так. Малышка визжала все громче и громче.

– Вот что, – четко сказал ей врач, – будешьвопить, велю положить тебя в больницу и стану каждый час делать укол, азаткнешься – через полчаса дома будешь, выбирай!

К нашему безграничному удивлению, Энн, вскрикнув в последнийраз, захлопнула рот.

– Надо же, она вас поняла! – удивилась я.

– Почему же нет? – ответил доктор. – Этотолько родители думают, что их чадушки маленькие, на самом деле с ребенкомлучше обращаться построже. Прикрикнешь, и разом заткнется.

– Да вы просто варвар! – возмутилась экспансивнаяМаня. – Орать на перепуганного полуторагодовалого ребенка! Что засвинство, даже ветеринарам советуют не пугать животное на приеме, а ободритьего!

– Это ты мать ребенка? – поинтересовался врач,доставая какие-то бумаги.

– Нет, – оторопела Манюня, – мне толькочетырнадцать.

– Сейчас и в двенадцать рожают, – ухмыльнулсяэскулап, – а раз не мать, так помалкивай, пока из кабинета не выгнал.

Пораженные столь пещерным хамством, мы удрученно закрылирты, и парень смог наконец приступить к работе.

– Имя, фамилия, адрес, – потребовал он сурово.

– Энн Крутов, город Юм, штат Пенсильвания, –охотно сообщила Капа.

– Это где же? – изумился «Гиппократ».

– В Америке, – пояснила Манюня.

Хирург положил ручку, оглядел нас с ног до головы. Нанеприветливом лице засияла широкая улыбка.

– Так вы иностранцы!

– Да, – подтвердила я, – из США.

Капа вытащила паспорт:

– Вот.

– Если не москвичи, то оказание помощи платное, –продолжал улыбаться парень, – двести рублей в кассу, потом с квитанцией комне.

– А где касса? – растерялась Капа.

– Выйдите на улицу, седьмой корпус, третий этаж, тольконочью все закрыто.

– Но как же… – продолжала наивная американка, –что же делать?

– Это не я придумал, – усмехнулся доктор.

Мне надоели пререкания, и я вытащила сто долларов.

При виде купюры врач оживился чрезвычайно и сказал:

– Сейчас позову Виктора Павловича, он по таким деламспец.

Призванный коллега в мгновение ока достал из дрожащей отужаса Энн монетку и, бросив денежку в эмалированный лоток, ласково сообщил:

– Все, и бояться не стоило.

Сразу повеселев, мы двинулись на выход. Но в дверях Манюняпритормозила и сердито проговорила:

– Слушайте, господа хирурги, пять рублей-то отдайте,все-таки деньги.

– Маня! – с укоризной сказала я, когда мы шли кмашине. – Ну зачем тебе монетка?

– Этому придурку и так довольно заплатили, –сурово отчеканила дочь, – по-моему, он просто рвач. Скорую помощь всемоказывают бесплатно, нечего ему еще и пять рублей дарить.

Утром я дождалась, пока Аркашка уедет на работу, и толькотогда спустилась к завтраку. Маруся умчалась в школу.

– Послушай, – сказала Капа, – надо получить уэтих людей все документы на девочек.

Я согласно кивнула головой:

– Прямо сейчас и поеду.

Дверь открыл сам хозяин – Пискунов Алексей Николаевич. Ещечерез пару минут у меня оказались все необходимые справки, бумаги и метрики.Были отданы и две истории болезни.

– Счастливого пути, – пожелал Пискунов, –желаем удачно добраться до дому.

Я села в «Вольво» и закурила. Теперь надо пощупать СергеяЯковлевича Савостина, то есть, простите, Славу Расторгуева. Но прежде следовалопровести предварительную работу.

Сначала подрулила в центральный офис «Мосгорсправки» исовершенно официально попросила сообщить адрес господина Расторгуева. Я незнала ни отчества, ни года рождения, но пятьдесят долларов подвигли сотрудницуна служебный подвиг, и через полчаса в моих руках оказались три справки садресами. Справедливо полагая, что Вячеслав Андреевич Расторгуев, 1917 годарождения, староват, а Ростислав Михайлович, 1996 года, чрезвычайно молод, япришла к выводу, что мой клиент – Святослав Николаевич, 1949 года. Прописан впроезде Стратонавтов.

Обнаружив по карте эту улицу на севере столицы, я в двасчета доехала до Тушина. Быстро нашла большой дом желтого цвета с подъездами водворе. Добралась до сто семьдесят девятой квартиры и позвонила. Зная, чтоСавостин живет у своей любовницы в Оружейном переулке, совершенно не ожидаланикого увидеть, но дверь распахнула убогая бабка в стареньком халате и платке,закрывавшем почти все лицо.

– Чего тебе, доченька? – прошамкала бабуля. –Потеряла кого?

– Слава Расторгуев здесь живет?

– Тута, – подтвердила старушенция, – а ты емукем приходишься, милая?

– Сестрой, – сообщила я, – вот, навеститьприехала.

– А он у жены находится, – пояснила бабка. –Оружейный переулок, езжай туда, эту свою квартирку он моей дочери сдал затриста долларов в месяц. Видала, как люди деньги делают? Ни пахал, ни сеял, аурожай снял, триста долларов, бешеные тысячи…

Провожаемая причитаниями, я спустилась вниз. Так,подготовительная работа проведена, можно теперь действовать. Осталось толькоотшлифовать кое-какие детали.

Недалеко от проезда Стратонавтов вольготно раскинулсядешевый вещевой рынок. Я побродила между рядами и приобрела все необходимое.Потом отъехала в укромное место, подняла стекла и принялась принаряжаться. Сначаланацепила жуткую плиссированную темно-синюю юбку турецкого производства. Данныйапофеоз швейного искусства превратил даже мою почти мальчишескую фигуру внекоторое подобие абажура. Сверху замечательно выглядела белая блузочка,купленная у веселых быстроглазых вьетнамцев. Море рюшечек, кружев и бисера. Изхорошенькой кофточки во все стороны торчали незакрепленные нитки, но это,право, такая ерунда! На голову водрузила темно-каштановый парик. Купила я его всвое время за жуткие деньги, и волосы выглядели как настоящие.