– Христом богом прошу, – шептала Савостина, хватаяменя за руки, – ну хотите, на колени встану! Не губите брата, он теперьчестный человек, начал жизнь с нуля, жениться вот собрался, и женщина такаямилая попалась – Ирочка, она ничего и знать не знает. Ну не топите человека,дайте ему подняться! Ведь если все узнается, отправят досиживать, да ещеприбавят за обман. А хотите, заплачу? Вы не думайте, средства есть, называйтесумму!

Я только поморщилась. Честно говоря, мне глубоко наплеватьна законность, совершенно безразлично, что станется с Савостиным. Пустьженится, родит ребенка… Вот только он должен рассказать, откуда взял Олю-Полину– и аллах с ним.

– Дайте адрес брата, – потребовала я.

Директриса помялась немного, но все же сообщила:

– Оружейный переулок, двенадцать. Только вы, еслипойдете, поосторожней там, это квартира Иры, а она ну просто ни о чем неподозревает.

Пообещав действовать аккуратно, я поехала домой. Хватит,набегалась, скоро одиннадцать, спать пора.

Но дома никто не собирался отходить ко сну. Первый этажвовсю сиял огнями. В гостиной на диване сидели Александр Михайлович и Кеша, мнестало немного не по себе.

– Мать, – грозно спросил сынуля, – что зачушь ты несла полковнику, да я никакого Джапаридзе и знать не знаю. Первый разфамилию слышу!

Я попыталась выкрутиться из дурацкого положения:

– Правда? А такого черненького мужика – помнишь,приходил, еще бумаги какие-то привозил – разве не Джапаридзе зовут?

Кеша фыркнул.

– Откуда только фамилию выдумала! Фантазия у тебянеуемная, это наш шофер из юридической консультации.

– Ну извини, – изобразила я смущение, –все-таки мать, вот и тревожусь!

– И все же, зачем тебе сведения о Котэ? – спокойноспросил Александр Михайлович.

– Мне?! Просто хотела убедиться, что Аркашке ничего негрозит. Говорю же, перепутала, думала бандит, а это шофер.

– Как выглядит водитель? – спросил полковник сына.

– Высокий худощавый брюнет, лет примернотридцати, – ответил Кеша.

– Ты в моем кабинете сообщила, что Котэ оченьнеприятный, жирный и весь в наколках. Он и впрямь именно так выглядит, испутать более чем пятидесятилетнего мужика с молодым парнем весьма и весьматрудно. Где же ты, моя радость, свела знакомство с Котэ, а главное, зачем? Ну,сделай милость, отвечай!

Я затравленно оглянулась по сторонам, неужели конец ипридется признаваться? И Александр Михайлович, и Кеша полны желания вывестименя на чистую воду.

Помощь неожиданно пришла от Капы.

– Катастрофа! – закричала она, вбегая вкомнату. – Энн проглотила пять рублей.

– Ну и что? – спокойно отреагировалАркашка. – Дай слабительное, утром получишь бумажку или что от нееостанется.

– Да не бумажку, а монету! – закричала со слезамина глазах Капитолина. – Большую круглую серебряную российскую монету!

– В России не делают серебряные деньги, –машинально поправил наш адвокат-зануда.

– Ты бесчеловечное существо, – продолжалапаниковать Капа, – уж не знаю, из чего у вас штампуют деньги, думаю, изтакой же дряни, как наши центы, а их переварить невозможно! Ребенок можетпогибнуть.

– Как она вообще получила пятирублевку? – спросилполковник.

– Взяла мой кошелек и стала играть.

– Разве можно давать такой малышке портмоне, –возмутился Аркадий. – Ты, Капа, безответственная личность.

– Ой, да знаю я это, – отмахнуласьамериканка. – Лучше скажите, что делать?

– Очень просто, – раздался из коридора спокойныйМашин голос, – надо поехать в детскую больницу на Садовом кольце, они живовынут. По телику показывали, там магнитом действуют!

– Господи, – засуетилась Капа, – скорей,вдруг она задохнется!

– С чего бы это? – изумилась хорошо знакомая санатомией Маруся. – Пищевод и дыхательное горло – разные вещи. Дальшежелудка не денется!

Я побежала в гараж, Маня схватила ревущую от страха Энн,Капа бросилась за сумочкой. Отъезжая от ворот, я в зеркальце увидела, чтополковник и Кеша вышли на крыльцо и мрачно смотрят вслед «Вольво». Ну да ладно,на сегодня пронесло, а завтра, глядишь, все забудут про Джапаридзе.

В больнице мы оказались не одни. На потертых кушетках сиделмальчик лет семи с мамой. Ножка ребенка засунута в узкую железную банку.

– В терминатора играл, – пояснила встревоженнаямать, – туда впихнул, а назад никак, а у вас что?

– Пять рублей проглотила, – пояснила Маня. Эннсудорожно обнимала ее за шею. Круглые глазки девочки от ужаса сталиквадратными.

– Мы тоже глотали, чайную ложку, – обрадоваласьмать.

– Зачем? – изумилась Маня.

– На спор! – неожиданно басом ответилмальчик. – Колян привязался в столовой: слабо ложку проглотить. А яговорю: нет, а он опять: слабо, слабо, ну я и съел. Ам – и нету! А училка шумподняла да еще двойку поставила!

– Ну ты и дурак! – восхитилась Маня. – А еслибы Колян предложил вилку сожрать, тогда как?

– А че! – не испугался мальчонка. – Еслизубцами вверх, запросто пройдет, люди вон шпаги и кинжалы глотают, в цирке самвидел, а ты – вилка! Ам – и нету.

– Молчи уж, терминатор, – не выдержала мать иотвесила парнишке оплеуху.

Тот тяжело вздохнул.

– Ложку как вынули? – спросила я.

– Прикиньте, как прикольно, – оживился«терминатор», – запихнули в рот какой-то шланг и глотать велели. Противнодо жути, а потом… раз – и все. Оказывается, всякие приспособления есть особые.

Внимательно слушавшая рассказчика Энн неожиданно громкозарыдала. В ту же минуту распахнулись двери сразу двух кабинетов, и мы гурьбойвошли в довольно просторное помещение с кушеткой, письменным столом и железнымстоликом, выкрашенным белой краской. Увидав разложенные шприцы, скальпели,ланцеты и бог знает что еще, Энн завопила так оглушительно, что задрожалистекла. Честно говоря, очень хорошо ее понимаю и не одобряю скверной привычкиврачей раскладывать повсюду свои жуткие орудия труда. И так страшно, а тут ещеперед носом всякие скальпели.