Заряночка опустила голову и промолвила тихо: «Ло! – тень расставания и тень смерти не вольны были встать между нами и нашей нынешней радостью; однако тень третьей встаёт промеж нас и присутствует здесь незримо. Горе мне! Мало задумывалась я над этим, когда ты был далеко, и терзалась я и тосковала, и всё отдала бы за возможность снова тебя увидеть, и полагала, что возвращение твоё излечит все напасти».

Артур не произнёс ни слова, но взял руку девушки и удержал её в своих; и вскорости снова подняла она глаза и молвила: «Ты добр и не рассердишься, коли спрошу я тебя ещё кое о чём; а именно: почему ты так злился на меня давеча, когда нашёл меня в бедственном положении, ведомой в поводу Красным Тираном, так что сочла я, что ты от меня отрёкся, чего бы там ни думали другие? Меня это ранило больнее, чем плети ведьмы, и думала я про себя: «Что такое прошлые мои беды в сравнении с настоящими? Как всё было просто встарь, и как ныне всё запутанно и тяжело!»

Тут не смог Артур сдержаться, но бросился к Заряночке, и обнял её, и расцеловал бессчётное количество раз, и ощутила она всю сладость любви и сама в любви и нежности недостатка не испытывала. После того некоторое время сидели они тихо, и промолвил Артур, словно бы девушка задала вопрос свой только мгновение назад: «Вот почему глядел я на тебя мрачно: во-первых, потому, что с того самого мгновения, как увидел я тебя впервые, и услышал повесть твою, и узнал о твоих деяниях, почитал я тебя мудрейшей из женщин. Однако поездка твоя в Чёрную Долину, что повлекла за собою смерть Бодуэна, показалась мне чистым безумием, пока не выслушал я рассказ твой и об этом тоже; и тогда сама история и нежные слова твои одержали надо мною верх. Но, опять-таки, хотя горевал я и досадовал, это, сдаётся мне, быстро прошло; однако вот ещё что не давало душе моей покоя, а именно: мучил меня страх касательно убитого рыцаря, голову которого Тиран в Красном привесил тебе на шею; ибо с чего бы, думалось мне, негодяй так разгневался на тебя и на него; более того, показалось мне, будто в сердце своём не вовсе безразлична ты к погибшему, даже когда мы пришли к тебе на помощь; и тогда, видишь ли, моя к тебе страсть, и горе по погибшему Бодуэну, и помянутые чёрные мысли – всё тут сказалось. Ло, вот я и признался тебе во всём. Перестанешь ли на меня гневаться?»

Отвечала Заряночка: «Я перестала огорчаться твоему гневу, когда гнев утих; однако дивлюсь я, что доверяешь ты мне так мало, в то время как любишь так сильно!»

Тут девушка приникла к любимому и принялась нежно ласкать его, и Артур снова готов был заключить её в объятия, когда – ло! – послышались шаги, и в зал вошли люди; засим Чёрный Оруженосец и Заряночка встали и поспешили им навстречу; и на том закончились прощальные речи этих двоих. Однако же похоже на то, что одно краткое мгновение оба были счастливы.

На следующее утро, когда день был ещё молод, рыцари собрались уезжать и уже в воротах распрощались с дамами, каковые расцеловали их крепко всех до единого. Виридис горько разрыдалась; Атра же заставила себя поступить так, как прочие; однако побледнела она и задрожала, целуя Артура и глядя, как садится тот в седло.

Рыцари же повелели своим дамам приободриться и пообещали посылать им вести каждые семь дней по меньшей мере, ибо до Красной Крепости путь лежал недальний, вот только на дорогах было неспокойно; однако полагали Паладины, что воинство, коему предстояло осадить крепость, очистит заодно и все подступы к притону разбойников. Уповая на это, Паладины взяли с собою сэра Эймериса, и людей в замке оставили совсем немного, и тех под началом трёх оруженосцев, из коих двое были совсем юны, а третий, назначенный капитаном замка, старый и испытанный в боях воин, звался Джеффри из Ли. Капеллан, сэр Леонард, тоже воздержался от похода: ныне ходил он по замку притихший и пристыженный и словно бы боялся словом с Заряночкой перемолвиться; хотя полагала девушка, что чувства священника к ней нимало не изменились.

И вот, когда рыцари отбыли и воинство исчезло вдали, тяжёлые времена настали в Замке Обета, и облегчения не предвиделось до тех пор, пока не придут первые вести. Аврея и Атра предпочитали одиночество, и уж не знаю что и делали, дабы убить время, ибо теперь на выезд за ворота уповать не приходилось. Что до Виридис, спустя какое-то время дева в зелёном приободрилась и повеселела малость и, что бы ни происходило, не желала расставаться с Заряночкой даже на час; и Заряночка радовалась её приветливому участию, хотя, по чести говоря, оно причиняло ей боль, о чём будет сказано далее.

В ту пору, словно бы для того, чтобы убить время, Заряночка усердно принялась за рукоделие и занялась прихотливым вышиванием; так что Виридис и остальные только глядели да дивились, ибо когда девушка заканчивала, казалось, что цветы, и звери, и узоры возникли на ткани сами собою, столь тонка и совершенна была её работа.

Более того, в первый же день после ухода воинства Заряночка призвала к себе сэра Леонарда, к вящей радости последнего, и попросила, дабы продолжил капеллан обучать её искусству письма и книжной премудрости; и за этой наукой прилежно проводила несколько часов всякий день; и Виридис сиживала подле подруги, дивясь проворству её пальцев, и вскрикивала от радости по мере того, как страница покрывалась изящными учёными письменами.

Так миновало семь дней; в конце недели прискакал посланец с поля битвы и поведал о том, как прибыли Паладины к Красной Крепости и приказали разбойникам сдаться; а те ответили решительным отказом и бросили воинству вызов; засим воинство осадило Крепость, и с каждым днём вливаются в него всё новые и новые люди: однако помянутую крепость штурмом взять непросто, потому как превосходно укреплена она и гарнизон её велик; отряд Паладинов пока что немного потерял убитыми и ранеными, а из предводителей не пострадал никто.

Весьма порадовались в замке этим вестям; хотя, воистину, знали воины, что очень скоро пробьёт час кровопролитного штурма, и тогда жизнь полководцев окажется в серьёзной опасности.

Прошла ещё неделя, и снова явились гонцы и сообщили обитателям замка, что ничего достойного внимания не произошло у Красной Крепости, кроме разве приграничных стычек; и на той, и на другой стороне пострадавших немного; однако стенобитные машины почти готовы и установлены, и вскорости покажут они зубы неприятельской Крепости, в частности одна, прозванная Волком Стен, кою соорудили мастеровые Гринфорда.

Все сочли и эти вести добрыми, кроме, может быть, Атры, что, как показалось Заряночке, сетовала и досадовала по поводу задержки и желала, чтобы так или иначе всё разрешилось. Атра редко заговаривала с Заряночкой, однако глаз с неё не спускала; часто глядела она на девушку скорбно, словно бы надеясь, что Заряночка заговорит с нею сама; и видела это Заряночка, да только не хватало у неё духа.

Миновала третья неделя, и опять явились гонцы и сообщили, что три дня назад Волк Стен произвёл немалые разрушения в одной из могучих башен под названием Кувшин Яда и притом снёс часть стены; и нападающие попытались пробиться в брешь, и завязалась там яростная битва; верх одерживали то одни, то другие, но в итоге обитатели крепости выказали такую доблесть, что отбросили атакующих назад, и в самой гуще боя Чёрный Оруженосец ранен был в плечо копьём, однако не то чтобы сильно; и велел он передать дамам, чтобы не придавали внимания подобному пустяку. К сему прибавил воин: «Похоже на то, что не пройдёт и четырёх дней, как господин мой снова наденет доспехи; и ещё установили мы новую катапульту, по прозванию Камнебой; и не приходится сомневаться, что очень скоро мы одержим победу над этим притоном лиходеев».