Хотя вести эти были и не из худших, однако все дамы порядком встревожились, в особенности же Атра, что при последних словах посланца потеряла сознание.

Что до Заряночки, она изо всех сил старалась скрывать свою тревогу, но когда в замке снова воцарилась тишина, девушка отыскала Виридис, и привела её в свои покои, и обратилась к ней, говоря: «Виридис, сестра моя; всегда сострадательна и добра была ты ко мне, с той самой первой минуты, когда увидела меня обнажённой и беспомощной, попавшей из огня да в полымя; великодушнее не смогла бы ты со мною обходиться, даже будучи моей сестрицей по крови; и знаю я, что не захочешь ты со мною расстаться».

Ответствовала Виридис, не сдержав слёз: «Зачем говоришь ты о расставании, зная, что это разобьёт моё сердце?»

Отвечала Заряночка: «Не буду тратить лишних слов: говорю я так потому, что расставания не миновать». Виридис побледнела, затем вспыхнула, и топнула ножкой, и воскликнула: «Жестоко с твоей стороны так огорчать меня; дурно ты поступаешь».

«Послушай, дорогая сестрица, – отозвалась Заряночка, – сама ты ведаешь, ибо сама ты первая мне о том сказала: я заняла в нашем братстве чужое место и погубила надежду Атры. Сделала я это не по доброй воле; так уж судьба распорядилась; однако же по доброй воле могу я сделать всё, что смогу, дабы исправить содеянное; и лучшим выходом будет покинуть замок до того, как падёт Красная Крепость и лорды возвратятся домой; ибо ежели возвратятся они, и увижу я пред собою лорда Артура, такого прекрасного и желанного, ни за что не смогу я его покинуть. Ло, пообещала я Атре, во имя доброты её, проявленной ко мне в Башне Рыданий, когда стояла я перед ней обнажённая, дрожащая и полумёртвая от ужаса, – пообещала я ей, что, ежели представится случай, сделаю я всё возможное, дабы помочь ей, пусть даже себе на горе. Видишь: вот случай и представился, а другого не будет; ибо когда возвратится домой мой возлюбленный и увидит меня, подумай сама, как желание, что всё это время копилось в его сердце, вспыхнет ярким пламенем и устремится мне навстречу; и, может статься, не станет он скрывать этого перед другими, ибо горд он и неуступчив; но станет он искать случая остаться со мною наедине, и тогда окажусь я в его власти, словно жаворонок в когтях ястреба, и получит он от меня всё, что захочет, с полного моего согласия и радости. И тогда нарушу я обещание, данное Атре; и она меня возненавидит; в то время как теперь не испытывает она ко мне ненависти; и тогда братство наше распадётся, и всё по моей вине».

Но Виридис продолжала негодовать, настаивая: «Сдаётся мне, глупые это речи. Разве не распадётся братство, коли уедешь ты, и более мы тебя не увидим?»

«О нет, – отвечала Заряночка, – ибо когда уеду я, ты не станешь любить меня меньше, хотя сейчас и злишься; и Атра полюбит меня за то, что сдержала я слово, себе во вред; а твой избранник и Аврея сочтут, что поступила я отважно и по-рыцарски. А что до Артура, разве сможет он разлюбить меня? И, может статься, мы ещё встретимся».

С этими словами девушка опустила голову и разрыдалась, и Виридис, растроганная её слезами, принялась целовать и утешать подругу.

Спустя какое-то время Заряночка подняла голову и заговорила снова: «Более того, разве смею я дожидаться его возвращения? Или не видела ты, сколь сурово обошёлся он со мною, когда Паладины спасли меня и привезли назад? И сам он признался мне, что негодовал, полагая, будто я поступила дурно; и теперь, ежели снова поступлю я дурно, пусть даже по его воле, может случиться, что очень скоро прискучу я ему, и проклянёт он меня и прогонит? Что скажешь, моя Виридис?»

«Что тут говорить, – отозвалась Виридис, – кроме того разве, что ты разбила мне сердце? Но можешь ты исцелить его, коли возьмёшь назад свои слова и скажешь, что не покинешь нас».

Но Заряночка разрыдалась с новой силой и принялась сокрушаться вслух, восклицая: «Нет, нет, тому не бывать; я должна уехать; я-то почитала себя в кругу друзей – тут-то Атра и нанесла удар мне». И Виридис не знала, что делать и что говорить.

Наконец Заряночка снова пришла в себя, и поглядела ласково на Виридис, и улыбнулась ей сквозь слёзы и молвила: «Видишь, сестрица, сколь невелика твоя потеря: женщина безумная и одержимая, и только-то. И ты, и я тут бессильны; должна я уехать, и как можно скорее. А ежели так, то почему бы не завтра? Когда же в конце недели прибудет гонец, пошли с ним известие о том, что я сделала; и вот увидишь, оба лорда похвалят меня за этот поступок».

Отозвалась Виридис: «Но куда ты направишься и что станешь делать?» – «Сперва в Гринфорд, – отвечала Заряночка, – а потом туда, куда направит меня всеблагий Господь; а что до того, чем займусь я, ныне освоила я два ремесла, а именно искусство письма и вышивания; и, где бы я ни оказалась, люди станут платить мне за работу, и так добуду я себе кусок хлеба. Послушай ещё, сестрица: не дашь ли мне сколько-нибудь денег? Ибо, хотя неискушена я в подобного рода вещах, однако знаю наверняка, что деньги мне понадобятся. И ещё вот почему прошу я: ибо, как я уже сказала, думается мне, что лорды похвалят мой поступок и, стало быть, не захотят, чтобы ушла я отсюда нищенкой, и не пожалеют мне денег. Более того, хотела бы я, чтобы поговорила ты об этом деле с престарелым оруженосцем, с Джеффри Ли, и сказала бы ему, будто есть у меня дело в Гримфорде, и попросила бы его послать со мною одного из двух юношей, состоящих под его началом, Арнольда или Ансельма, и ещё двух-трёх вооружённых воинов, дабы доставили они меня в город в целости и сохранности; ибо, по чести говоря, новых дорожных приключений мне не надобно».

Говоря это, Заряночка улыбалась; и теперь могло показаться, что неуёмное горе её до поры схлынуло; но Виридис обняла подругу за шею, и зарыдала у неё на груди, и молвила: «Горе мне! Вижу я, что уедешь ты всё равно, что бы ни сказала я и ни сделала; пыталась я на тебя рассердиться, да не выходит; теперь вижу, что и меня ты подчиняешь своей воле, равно как и любого другого. Тотчас же пойду я исполнять твоё поручение».

На том подруги расстались; однако только на второй день смогла Заряночка выехать из замка. Виридис помянула о грядущем отъезде и Аврее, и Атре; и Аврея принялась сокрушаться, но остановить девушку не попыталась, ибо после гибели своего избранника сделалась она ко всему безразличной и глядела на мир безрадостно и отрешённо. Что до Атры, мало сказала она по этому поводу; но наедине с Виридис похвалила отвагу Заряночки и доброту её. А про себя вот что подумала Атра: «Воистину верно поняла она моё слово, когда говорила я с нею касательно возможности помочь мне. Однако горе мне! Куда бы ни направила она шаг, любовь его везде пребудет с нею; она счастливая женщина».

Когда оруженосец Джеффри узнал, что все три дамы согласны с Заряночкой по поводу её отъезда, он ни в чём не усомнился, но повелел Арнольду, своему помощнику, взять с собою четырёх добрых воинов и отвезти леди Заряночку в Гринфорд и там исполнить её волю. Воистину не сомневался Джеффри, что они вскорости доставят девушку назад.

Засим на следующий день Заряночка распрощалась с Авреей и Атрой; что до Виридис, девушка передала даме в зелёном через одного из слуг, что не хватает у неё духа повидаться с подругой перед отъездом; однако постаралась и утешить, помянув, что думает, будто в один прекрасный день они снова встретятся. Расставаясь с девушкой, Аврея то хвалила её, то отчитывала, говоря, что та, по обыкновению своему, поступает достойно, и великодушно, и отважно. «Однако же, – добавила дама в золоте, – теперь, когда всё сказано, могла бы ты и перетерпеть эту беду и напасть, что в худшем своём проявлении не страшнее вставшей промеж нас смерти». – «Так, сестрица, – отвечала Заряночка, – но, ежели я останусь, не приведёт ли это к новой смерти?»