Затем спустились они вниз, к пастбищам, и, едва миновал полдень, вступили под своды городских врат, и снова подивилась Заряночка, глядя, сколько разных людей снуёт туда-сюда по улицам и толпится на рынке: торговцы, и воины, и ремесленники, и городская знать; и, по чести сказать, слегка сжалось у неё сердце, и показалось ей, что куда как непросто будет иметь дело с таким количеством народа: ведь пройдут они по правую её руку и по левую и даже не заметят, что есть она на свете.

Как бы то ни было, Джерард, что хорошо знал город, привёл девушку к богатому постоялому двору, где и она, и её спутники разместились со всеми удобствами. Тотчас же, не успев снова побывать на улице, принялась Заряночка разбирать изящное рукоделие, что привезла с собою, и рукописи тоже, и заканчивать то, что оставалось незаконченным. И послала она Джерарда и его сыновей узнать, где находится рынок для такого товара и позволят ли ей торговать там или в каком-либо ином месте; и Джерард отыскал здание гильдии вышивальщиц. Глава гильдии принял гостя учтиво, когда услышал, что в город приехала искусная мастерица, и дал ему понять, что никто из промышляющих ремеслом такого рода не имеет доступа к рынку, кроме как с разрешения гильдии помянутого ремесла; но, сказал он, гильдии щедры и учтивы и не в их привычках отказывать в помянутом разрешении, коли работа и впрямь хороша и добротна; и повелел он Джерарду передать своей госпоже, что лучше бы ей принести образчики своего рукоделия в здание гильдии как можно скорее. Засим на следующий же день Заряночка отправилась туда и встретилась с главой гильдии, человеком пригожим и статным лет сорока пяти, каковой с первого же мгновения воззрился на гостью во все глаза, как если бы полагал, что недурной это способ провести время. Девушка разложила перед ним свою работу, и хотя непросто было главе гильдии оторвать глаза от самой Заряночки, однако когда поглядел он на вышивание чужестранки, нашёл он его лучше лучшего и сказал ей так: «Дева, вижу я пред собою то, за что станут платить большую цену знатные лорды и леди этого края и богатые бюргерши, а в особенности же высокопоставленные прелаты; и всё, что наработаешь ты, обратится для тебя в золотую монету; а теперь, когда увидел я, какова ты, порадуюсь я умножению твоего состояния. Но как бы усердно ни трудилась ты, рук-то у тебя всего одна пара, хоть и дивные это руки, да пара всего одна». Тут глава гильдии резко замолчал, ибо и впрямь не сводил глаз с рук девушки, сожалея, что взору открыты только запястья, так что едва осознавал, что говорит. Засим покраснел он и молвил: «Воистину знаю я, что никакие другие руки, кроме твоих, не смогут такого вышить и рисунка такого не начертят. Но тебе понадобятся служанки, чтобы дом обставить (ибо сей могучий старец вряд ли к тому сгодится); и ученицы тоже, дабы помогали тебе в работе; коли захочешь, я сыщу для тебя самых лучших. Скажу более: хотя наверняка я знаю, что ни одна женщина в мире не обращается с иглою так, как ты, однако приходит сюда порою средних лет женщина, измученная невзгодами, богобоязненная, кроткая и добрая, и, клянусь святой Люсией! – теперь, как гляжу я на тебя снова, думаю, что походила бы она на тебя, кабы была молода, и свежа, и исполнена сил, как ты. Так вот говорю я, что вышивание этой женщины, как это ни удивительно, отчасти сходно с твоим, и работа её казалась нам превосходной до тех пор, пока я не увидел твою. Тем самым зарабатывает она на жизнь весьма прилично, ибо прилежна и усердна; но не лежит её сердце ни к тому, чтобы взять учениц, ни к тому, чтобы войти в гильдию, а обе эти возможности открыты как ей, так и тебе, прелестная дева. Теперь же, коли захочешь, присоветую я ей вступить в нашу гильдию заодно с тобою, а затем можете вы обе взять себе по три ученицы, и откроете в нашем городе хорошую школу, и гильдия наша весьма тем прославится, ибо подобной работы не сыскать во всём мире. Что скажешь на это?»

Заряночка от души поблагодарила своего собеседника и ответила согласием, и подумала про себя, что такого рода дело займёт и руки её, и мысли, и утишит горе её сердца, и поможет скоротать время и дожить до тех пор, когда, может статься, воскреснет в ней надежда.

Тут продолжил глава гильдии: «Ещё одно остаётся обсудить, а именно, жильё для тебя; коли захочешь, я найму для тебя дом на улице Вышивальщиц, дом весьма богатый. Правду скажу: этот самый дом принадлежит не кому иному, как мне, засим вправе ты счесть, будто говорю я тебе об этом ради собственной выгоды; может, оно и так (тут он покраснел), но вот ещё что прими во внимание: коли у тебя нехватка с деньгами, так я позволю тебе жить под моим кровом бесплатно, пока не заработаешь ты более, чем достаточно, чтобы со мною рассчитаться».

Заряночка снова учтиво поблагодарила собеседника, но дала ему понять, что в деньгах недостатка не испытывает; и тут же ушла, весьма довольная, хотя показалось ей, что помянутый глава гильдии чуть более любезен, чем хотелось бы. На следующий день сей достойный пришёл за ней на постоялый двор и без долгих проволочек отвёл в дом на улице Вышивальщиц, и нашла девушка, что дом радует глаз и снабжён в изобилии всем, что для жизни нужно; и тут же принялась она за необходимые приготовления.

Вступление Заряночки в гильдию вышивальщиц назначили на следующую неделю, а днём раньше помянутый глава явился к Заряночке. По чести говоря, начиная с первой их встречи, всякий день заходил он повидаться с нею под тем или иным предлогом, но всегда вёл себя с девушкой учтиво и держался с достоинством и просто. В тот день привёл он с собою искусную рукодельницу, дабы показать её Заряночке; девушка радостно приняла гостью, и мастер Якоб оставил их одних.

Помянутая женщина и впрямь выглядела измученной и постаревшей, однако же на вид никто не дал бы ей более сорока пяти зим, даже с первого взгляда; была она высока и хорошо сложена, с точёным лицом и густыми волосами, что с возрастом нимало не поредели. Глаза незнакомки смотрели по-доброму, словно готова она была полюбить любого, кто обойдётся с нею приветливо. В лице её читалась кротость, и, пожалуй, даже излишняя, так что казалось, будто либо напугали её порядком некогда, либо изрядно тиранили.

Засим, едва ушёл мастер Якоб, Заряночка усадила гостью на скамью подле себя и заговорила с нею мило и ласково; но женщина всё больше отмалчивалась да слушала, помимо того что отвечала кратко на расспросы хозяйки. Заряночка полюбопытствовала, откуда вышивальщица родом, и отозвалась та: «Из города Аттерхей». Тогда молвила Заряночка: «За последние несколько дней раза два-три поминали при мне этот город, а прежде, сдаётся мне, я о нём и вовсе не слыхивала; однако же, слетев с твоих уст, название это словно бы пробудило во мне воспоминания давно забытые: как если бы побывала я там некогда и хотела бы снова туда вернуться. Уж нет ли там чего примечательного, о чём люд толковал бы из края в край, так что могла я услышать о городе от кого-нибудь и не придать в ту пору значения?» – «Нет, госпожа, – отвечала женщина, – разве что выстроен он на краю густого, зловещего леса; во всём прочем то был некогда весёлый город; народ съезжался туда со всего края».

Поглядела на гостью Заряночка и увидела, что на глаза у неё навернулись слёзы и текут по щекам, пока говорит она. Засим молвила девушка: «Не могу ли я что-нибудь сделать, дабы утишить твоё горе?» Отвечала почтенная женщина: «Так добра ты ко мне, и столь ласков и нежен твой голос, что не могу я сдержать рыданий. Сдаётся мне, оттого я плачу, что любовь к тебе вошла в моё сердце и слилась там с воспоминанием о былом несчастии. Спрашиваешь ты, нельзя ли чего сделать, чтобы утишить моё горе; дорогая леди, теперь я уже не горюю; это всё в прошлом; нет, теперь я не то что не горюю, теперь я счастлива, потому что ты рядом. Но раз уж ты так ко мне любезна, я попрошу тебя кое-что для меня сделать; а именно, рассказать мне о своём прошлом. Я имею в виду твоё детство, о милая девушка, то время, когда была ты совсем крошкой».