Так прошло пять лет; а затем в город пришла чума, и многие умерли; и помянутый недуг прокрался в дом Заряночки и умертвил мать её Одри, пощадив всех прочих. Засим попервоначалу Заряночка была настолько вне себя от горя, что ни о чём подумать не могла, ни о ремесле, ни о друзьях, ни о грядущих днях земной своей жизни. Когда же она, спустя недели, стала понемногу приходить в себя и вопросила, почему друг Якоб не приходит последнее время навестить её, сообщили девушке, что и он умер от чумы; и горько сокрушалась по нему Заряночка, ибо любила его всей душою, хотя и не так, как бы тому хотелось.

Теперь город и край Пяти Ремёсел показались Заряночке чужими и неприветливыми, и стала девушка подумывать о том, что стоит уехать отсюда, а особого труда это не представляло, ибо за прожитые годы искусная вышивальщица скопила немало всякого добра. И сперва пришло ей в голову отправиться в Аттерхей вместе с Джерардом и его сыновьями; но затем вспомнила она о рассуждениях матушки и представила, как город станет вечно напоминать ей об утрате и о встрече; и утрата показалась неодолимым препятствием. Девушка обдумывала дело и так и этак, но так и не отважилась бросить вызов судьбе.

Однажды ночью привиделся Заряночке сон о жизни её в Обители у Леса (что случалось весьма нечасто). Во сне ведьма говорила с пленницей по-дружески (насколько была к тому способна), и упрекала за побег, и поддразнивала бедняжку, сетуя, что не сложилась её любовь, и расписывала, сколь красив и желанен Чёрный Оруженосец и сколь досадно потерять его; и внимала Заряночка, рыдая от любви и нежности, и ведьма не казалась ей ни страшной, ни гадкой, но только глашатаем, в уста коего вложены слова, растравляющие раны Заряночки; тем не менее, слушала она эти речи и не могла наслушаться. Но не успел один сон смениться другим, как Заряночка пробудилась: стояло раннее майское утро, синели прозрачные небеса, ярко светило солнце, в саду распевали птицы, а с улицы доносился привычный шум: то рыночные торговцы спешили спозаранку на ярмарку с товаром; в воздухе разливалась утренняя свежесть, и мир радовал глаз.

Девушка проснулась, все ещё всхлипывая; подушка её была мокра от слёз. Однако же показалось Заряночке, будто вот-вот приключится с нею нечто нежданное и радостное, и от восторженной любви к жизни сердце стремительно забилось в её груди.

Девушка поднялась, прелестная в своей наготе, и подошла к окну, за которым торжествовала весна; грохот рыночных телег напомнил Заряночке о лугах, и речных потоках, и лесах за пределами города; и страстно захотелось ей оказаться там. Заряночка опустилась на колени на скамеечку под окном, не то грезя, не то снова засыпая; но вот в окне появилось солнце, и лучи его озарили грудь и руки девушки, и поднялась она, и окинула взглядом своё прекрасное тело, и страстно захотелось ей, чтобы желанный ей человек полюбил это тело так, как оно того заслуживает. Так стояла Заряночка у окна, покуда не застыдилась; тогда поспешила она одеться; но, уже одеваясь, подумала девушка, что снова отправится в Замок Обета и узнает, где её возлюбленный, коли не там; и весь мир обойдёт, а Чёрного Оруженосца отыщет. И такая волна радости нахлынула на неё при этой мысли, и столь страстно захотелось Заряночке уехать, что каждая минута, задерживающая её в городе, казалась девушке потраченной впустую.

Однако же, спустя некоторое время, когда мысли её успокоились, поняла Заряночка, что есть у неё ещё дела, кои следует завершить до отъезда, и что справедлива пословица: поспешишь – людей насмешишь.

Засим выждала Заряночка немного, а затем спустилась в залу, одетая должным образом, и нашла там Джерарда и его сыновей, готовых ей прислуживать; и утолила она голод, и повелела им сесть подле себя за столом, как приказывала частенько, и завела с ними разговор о том о сём, и Джерард отвечал шутливо; но два Джерардсона переглядывались промеж себя, словно то и дело порывались перебить и задать вопрос, да только не смели. Тут Джерард окинул сыновей взором и догадался, что у тех на уме, и, наконец, сказал так: «Госпожа наша, и сам я, и сыновья мои, похоже, полагают, что грядут события, для тебя весьма важные; ибо сияют глаза твои, и пламенеют щёки, и руки не лежат спокойно, и ножки не стоят на месте; посему заключаю я, что не дает тебе покоя некая мысль и рвётся наружу. Уж верно ты простишь нам назойливые расспросы, дорогая госпожа наша, ибо только от любви к тебе решились мы заговорить; кабы не случилось какой перемены, что для кое-кого из нас обернётся горем».

«Слуги мои, – отвечала Заряночка, закрасневшись, – и впрямь грядут перемены, и сей же миг скажу я вам, какие. Много лет назад призналась я вам, что убегаю от друзей; теперь же всё переменилось, и желательно мне снова помянутых друзей отыскать; и ради этого нужно мне покинуть Пять Ремёсел. И более того, есть у меня для вас слова жестокие, кои скажу я сразу же, а именно: удалившись от Пяти Ремёсел на небольшое расстояние, распрощаюсь я с вами, ибо оставшуюся часть пути должно мне проделать одной, словно птице-зарянке, под стать имени».

Все трое замолчали, потрясённые признанием девушки; юноши побледнели, а Джерард, спустя какое-то время, объявил: «Госпожа наша возлюбленная, слово, тобою произнесённое, а именно, что более ты в нас не нуждаешься, ожидал я услышать все эти пять лет; и благодарение святым, что прозвучало оно скорее поздно, нежели рано. Нечего тут поделать; только скажи нам, какова твоя воля, дабы мы её исполнили».

Заряночка понурила голову, горюя при мысли о разлуке с добрыми этими людьми; затем снова подняла взгляд и молвила: «Кажется мне, друзья мои, что сочтёте вы за обиду, коли покину я наше братство; и одно только могу сказать я, а именно: попросить у вас прощения за то, что должна отправиться в путь одна. А теперь вот что хочу я от вас: во-первых, привести сюда нотариуса и писца, дабы написал он дарственную тебе, Джерард, и вам, Джерардсоны, на сей дом и на всё, что в нём есть, кроме тех денег, что понадобятся мне в дороге, и подарков, что поручу я вам раздать моим работницам. И никак нельзя вам отказаться, иначе нарушите вы обет свой исполнять мою волю во всём и всегда. Более того, хочу я, чтобы позволили вы моим работницам (и той, что поставлена во главе их) арендовать помянутый дом, коли пожелают; ибо теперь они сделались весьма искусны и вполне сумеют хорошо заработать на жизнь изящным вышиванием. Второе же моё поручение исполнить несложно; должны вы добыть для меня мужскую одежду и доспехи, кои носить мне будет не в тягость, и снарядить меня в дорогу. Уж верно, известно вам, что нередко женщины разъезжают по свету, переодевшись мужчинами, когда желают скрыть свою суть от посторонних глаз; может статься, попадётся вам на глаза снаряжение, изначально предназначенное для такой женщины, а не для мужчины; и купите мне в придачу небольшой лук и колчан со стрелами, ибо такое оружие весьма мне подходит, и с ним обращаюсь я весьма ловко. Последнее же моё повеление таково: когда всё будет исполнено, назавтра, или, может статься, спустя день, вы выведете меня из города и за пределы вольного края Пяти Ремёсел и проводите немного через холмы, ибо горько мне расставаться с вами ранее, чем необходимо». Тут мужчины преклонили перед Заряночкой колена и расцеловали ей руки, и весьма тяжело было у них на сердце; однако видели они, что ничего не поделаешь.