Остановились мы в некотором отдалении от замка; подземный гул, о котором поминала злобная старуха, всё нарастал, пока не превратился в гром, и у нас на глазах высокие белоснежные стены и отделанная золотом крыша обрушились вниз, и огромное облако пыли поднялось к чистому, осиянному луною небу.

Мы глядели да дивились, равно как и возлюбленные наши, что до сих пор не вымолвили ни слова; но не успели двое других погоревать по этому поводу, как дал я Виридис отпить воды могущества, и вернулся к ней дар речи, и тотчас же осыпала она меня словами нежности, кои я вам пересказывать не стану. Затем дал я флакон Аврее и Атре; и сей же миг и они тоже заговорили со своими возлюбленными.

Воистину ничто не нарушало нашего счастья теперь, в преддверии ночи, ибо вода могущества придала сил и дамам, ровно так же, как и нам, и излечила все раны и рубцы, что претерпели тела их от гнусной ведьмы; глаза освобождённых пленниц засияли, щёки налились и окрепли, губы сделались непередаваемо сладки, а руки – сильными и нежными.

И вот постояли мы там, глядя, как тает и превращается в ничто прекрасный дворец, а затем снова подхватили наших любезных на руки, ибо цепи помешали бы им идти, и спустились к кромке воды, где оставили Посыльную Ладью, дабы на всякий случай держаться поблизости от судна; ибо не знали мы, что станется с островом теперь, когда владычица его погибла. Тут принялись мы за дело, и при помощи мечей освободили милые лодыжки от цепей, и развернули свёрток с вещами, некогда доверенными Заряночке. Так Аврея заполучила назад своё платье, а Виридис – сорочку, поверх которой набросил я своё зелёное сюрко; Атра же завернулась в походный плащ Чёрного Оруженосца. Что до босых их ножек (ибо Атра ни за что не соглашалась обуться роскошнее, чем её сёстры), мы покрыли их бессчётными поцелуями, так что и ножкам, надо думать, не на что было пожаловаться.

Засим поднялись мы на борт нашей ладьи, и принесли кровавую жертву её призраку, и, веселясь и ликуя, помчались по бескрайней озёрной глади назад, к дому. И говорили мы: «Всё это сделала для нас дорогая Заряночка».

А теперь, моя Виридис, хотелось бы мне, дабы восполнила ты пробелы в рассказе, поведав Заряночке, как поведала нам, что приключилось с вами тремя и со злобной тварью начиная с того самого момента, как отправили вы Заряночку в путь, и вплоть до того мгновения, как глаза мои впервые увидели вас прикованными к колоннам того самого дворца, что ныне рассыпался в прах».

Нимало не возражая, Виридис подхватила рассказ и молвила: «Постараюсь ничего не забыть; а вы, сестрицы, поправьте меня, коли собьюсь. Распрощавшись с тобою, дорогая Заряночка, тем ранним утром, мы снова повернули к дому, поспешая и стараясь передвигаться как можно незаметнее, дабы ведьма не углядела беспорядка в нашей одежде и не принялась нас допрашивать. Затем отправились мы к дивному ларцу и достали оттуда одежду взамен отданной, что для нас оказалось делом несложным, ибо такой несусветной леностью отличалась ведьма, что в своё время подсказала нам слова заклинания, при помощи которых открывался ларец, дабы сами мы исполняли всю службу, а ей не приходилось бы и пальцем пошевельнуть. Засим оделись мы и, когда настало время, сошли в зал, по чести говоря, порядком робея.

Едва предстали мы перед госпожой, она воззрилась на нас хмуро, по обычаю своему, и некоторое время не произносила ни слова; только глядела на нас да супила брови, словно бы пытаясь припомнить нечто, упорно от неё ускользающее; и заметила я это и задрожала от страха. Но вот, наконец, заговорила ведьма: «Сдаётся мне, есть на острове женщина помимо вас троих; некая ослушница, кою намеревалась я покарать. Говори, ты! – не появлялась ли недавно здесь, в моём зале, обнажённая женщина, каковую грозилась я уморить?» Атра, самая храбрая из нас троих, преклонила перед ведьмой колена и ответствовала: «Нет, госпожа; с каких это пор чужестранки являются в твой зал обнажёнными и смеют показываться тебе в таком виде?»

Возразила колдунья: «Однако же стоит у меня перед глазами образ обнажённой женщины, что замерла у подножия трона; а ежели мне это видится, так и вам должно бы. Так говорите и берегитесь! Ибо Нам не велено удерживать Нашу руку, ежели Мы уличим вас в провинности».

Ежели дрожала я прежде, то теперь задрожала всем телом, так что ноги подо мною подкашивались от страха; но ответствовала Атра: «Могущественная госпожа, это, без сомнения, образ той самой особы, которую, давным-давно, раздела ты догола, и привязала к колонне, и подвергала пыткам, пируя за праздничным столом».

Госпожа пристально воззрилась на Атру и снова попыталась связать воедино обрывки воспоминаний; затем лицо её прояснилось, и проговорила ведьма небрежно: «Вполне возможно; засим займитесь-ка своим делом и не тревожьте более Нашего покоя; ибо не радует Нас созерцание слуг, кои не принадлежат Нам всецело и полностью, дабы могли Мы казнить их или миловать, мучить или оставлять в покое, как Нам заблагорассудится; и весьма хотелось бы Нам, чтобы ветра и волны послали нам вскорости двух-трёх; ибо держать при себе таких, как вы, – всё равно, что жить одной; никто-то не трепещет перед нами, никто не умоляет о пощаде. Потому приказываю вам убраться».

Засим в тот раз спаслись мы от жестокости ведьмы; но очень скоро пробил наш час. Дни тянулись бесконечно; и мы их не считали, боясь пасть духом от томительного ожидания. Но однажды стояли мы знойным вечером на ступенях крыльца, поднося госпоже яства; и вдруг, откуда ни возьмись, прилетели два огромных голубя и опустились у ног нашей госпожи; и у каждого на шее блестело золотое кольцо, а к кольцам привязано было по свитку; и повелела нам ведьма поймать голубей, снять свитки и вручить ей; и поглядела она на золотые кольца и мгновение рассматривала послание; а затем объявила: «Возьмите голубей и позаботьтесь о них хорошенько; очень может статься, что они Нам пригодятся; возьмите также оба манускрипта и оставьте их при себе до завтрашнего утра, а тогда отдадите их Нам в руки. И смотрите: ежели не вернёте вы Нам послания, это сочтено будет деянием измены по отношению к Нам, и Мы поставим вам это в вину, и тела ваши окажутся в Нашей власти».

Затем неспешно поднялась она и призвала меня к себе, дабы опереться на моё плечо, поднимаясь наверх, ибо столь ленивой твари свет не видывал; и пока всходили мы по ступеням, услышала я, как ведьма тихо приговаривает себе под нос: «Что за докука, теперь придётся мне испить Воды Могущества, дабы помнить, действовать и желать. Но сестрица моя куда как заботлива и мила; уж верно, нечто важное желает она сообщить мне при помощи сих голубей».

Едва мы с подругами остались одни, я рассказала обо всём Аврее и Атре, и мы обговорили дело со всех сторон; и все сочли вести недобрыми, ровно так же, как и я; ибо не сомневались мы, что голуби отправлены сестрицей-ведьмой, что живёт в Обители у Леса; и опасались мы, что птицы посланы к нашей госпоже, дабы сообщить ей о тебе, Заряночка, и, может статься, об Обете тоже, ибо знали мы, что ведьма весьма мудра. Что до двух свитков, надо сказать, что не были они запечатаны; но, поглядев на них, ничего-то мы не разобрали; ибо хотя пергамент покрывали чёткие латинские письмена, так что прочли мы все буквы до единой, однако же не поняли ни слова и устрашились самого худшего. Но что могли мы поделать? Два выхода оставалось у нас: либо броситься в воду, либо подождать, что произойдёт; и предпочли мы последнее, уповая на близкое освобождение.