Внезапно она почувствовала, что у нее кровоточат десны.Капельки крови выступили в уголке рта.

Дорога была достаточно просторной и пустынной. Казалось,Хейвен дремлет, убаюканный ласковым утренним солнышком. Отсутствие машин надороге радовало Анну, не любившую пробки и толчею.

Ее увидел молодой Эшли Рувелл, и тут же в его мозгу возниклаинформация, которую уловил Джастин Хард: она подъезжает.

(дама, в машине дама, и я не слышу, о чем она думает) Сотняголосов одновременно ответили ему.

(мы знаем, Эшли, все в порядке… тссс… тссс…) И Эшлиулыбнулся, обнажив в улыбке беззубый рот.

У нее урчало в животе.

Ее тошнило.

Ей хотелось выйти из машины и лечь прямо на землю у обочиныдороги.

Может быть, это потому, что она забыла позавтракать? А можетбыть, виноват вчерашний ужин? Так и есть, мерзавец официант решил отравить ее!

Я могу умереть… о Боже, наверное, я уже умираю. Но если я неумру, то подам в суд на этого мерзавца! Я устрою ему такую жизнь, что онпожалеет, что родился на свет!

Эта мысль придала Анне силы. Она подъезжала к усадьбе, гдена почтовом ящике было начертано: АНДЕРСОН. Внезапно ей в голову закраласьужасная мысль. Предположим, Бобби написала свое имя на чужом почтовом ящике,надеясь, что она, Анна, поверит и попадет в дом к чужим людям…

Но нет, там было написано: Р.АНДЕРСОН. И потом, именно этотдвор был изображен на фотографиях, которые присылала как-то матери Бобби. Аннаузнала его. Усадьба покойного дяди Френка. Ферма старого Гаррика. У воротприпаркован голубой грузовичок. Место было тем самым, но каким-то другим былоосвещение. Это немного смутило ее, и она с удивлением обнаружила в себе нечтонапоминающее страх.

Освещение.

Странное освещение.

Ее прошиб пот, и на светлом платье образовались темныевлажные пятна.

Странное освещение.

Как будто бы светит солнце…

Да нет, это, несомненно, был солнечный свет. Просто в еголучах дом представился почему-то более ярким, чем был на самом деле. А можетбыть, виной всему усталость после дороги. Или…

Почему по пути ей не встретилась ни одна машина? Почемутрасса была такой пустынной? Хейвен, конечно, небольшой городишко, но…

Что же происходит в этом городишке?

Страх. Незнакомый ей страх. К черту страх!

Она въехала во двор.

Анне приходилось раньше дважды встречаться с ДжимомГарднером. Она бы никогда не забыла его лица. Но сейчас она с трудом узналаВеликого Поэта, хотя была уверена, что по одному запаху почует его за сорокярдов. Человек, который сидел на краю гамака с бутылкой виски в кармане, никакне напоминал того Гарднера, которого она видела прежде. Он был давно небрит, нанем болталась совершенно грязная рубашка. Его глаза налились кровью. Хотя Аннаи не могла этого знать, Гард находился сейчас в том состоянии, в которомпребывал все последние дни после того, как обнаружил на платье Бобби собачьюшерсть.

Он увидел въезжающий во двор автомобиль, но не выразил нималейшего удивления. Он бросил взгляд на вылезающую из машины женщину иотвернулся.

Ох, — думал он. — Птица, самолет, теперь эта Суперсука.Семья воссоединяется!

Анна захлопнула за собой дверцу. Она на мгновениезадержалась возле машины, и Гард успел оценить ее сходство с Бобби. И еще онанапоминала ему почему-то Рона Каммингса, и Гард попытался представить, как Ронвразвалку идет через комнату.

Анна пересекла двор и подошла к крыльцу. Гард прочитал на еелице раздражение, улыбнулся, отхлебнул немного виски и сказал:

— Привет, Сисси. Добро пожаловать в Хейвен. Советую тебе какможно скорее бежать отсюда без оглядки.

Она сделал два шага и, споткнувшись, упала на одно колено.Гарднер протянул ей руку, но она сделала вид, что не заметила этого.

— Где Бобби?

— Ты не слишком хорошо выглядишь, — отозвался Гард. — Впоследние дни Хейвен плохо влияет на людей.

— Я в порядке, — отрезала она. — Где она?

Гарднер мотнул головой по направлению к дому. Из окнадоносился шум воды.

— Душ. Мы весь день работаем в лесу, и сейчас Боббипринимает душ. Ей, понимаешь ли, хочется смыть с себя грязь. — Он вновьприложился к горлышку. — А вот я верю в простейшие методы дезинфекции. Проще иприятнее.

— От тебя смердит, как от свиньи, — процедила Анна и сделалашаг по направлению к дому.

— Когда ты пробудешь здесь несколько дней, дорогая, тыбудешь пахнуть не лучше.

Не стоит обращать на него внимания, — подумала Анна. — Онсовершенно пьян. Был бы он трезв, никогда не посмел бы разговаривать с нейтаким тоном.

Она услышала, как выключился душ.

— Я приехала, чтобы увезти Бобби домой.

Тишина.

Ни шороха.

— Хочу дать тебе совет, сестрица Анна…

— Избавь меня, пожалуйста, от твоих советов! Я не желаювыслушивать советы алкоголиков.

— И все же послушай меня. Уезжай. Прямо сейчас. Это не самоелучшее место на земле в последнее время.

В его глазах было что-то такое, что смутило ее. Ей внезапнозахотелось сесть в машину и…

Но это не соответствовало натуре Анны. Если она что-нибудьрешила, то должна была обязательно добиться желаемого. Такова она была, и ничтоне могло ее изменить.

— Что ж, — сказала она. — Ты дал мне совет, и я тоже позволюдать тебе совет. Тебе было бы лучше проветриться и не мешать мне разговариватьс Бобби. Это наше семейное дело, и я не хочу, чтобы в него вмешивалисьпосторонние.

— Анна… Сисси… Поверь, Бобби уже не та, какой ты ее знаешь.Она…

— Пойди и прогуляйся, — повторила Анна и вошла в дом.

Окна были открыты, но шторы задернуты. И запах. Аннашмыгнула носом: пахло, как в обезьяньем питомнике. От Великого Поэта еще можнобыло ожидать этого, но от ее сестры…

Свинарник. Настоящий свинарник.

— Привет, Сисси.

Она оглянулась. В первое мгновение ей показалось, что передней возникла тень Бобби. Анна всмотрелась и…

Она увидела грязный распахнутый халат, брызги на полу ипоняла, что Бобби только что вышла из душа. Что-то было неправильное в стоящейв дверном проеме сестре.