Он хотел знать о происходящем больше, чем считала нужнымговорить ему Бобби.

Поэтому сейчас, когда она спала, тихонько похрапывая приэтом, он решил предпринять кое-какие шаги.

Звук ее храпа, так хорошо знакомый ему, разбудилвоспоминания, но тут, подобно разорвавшемуся снаряду, ему в голову пришла однамысль.

Он прошел на кухню, открыл шифоньер и принялся рассматриватьплатье, которое на ней было надето вчера. Слава Богу, Бобби не заподозрит обэтой инспекции, думал он. Она спит и храпит во сне.

В предыдущий вечер Бобби без всяких объяснений вдругисчезла, еще днем она была раздражена и нервничала, и хотя они оба проработалипочти целый день, Бобби почти не прикоснулась к ужину. Потом, когда зашлосолнце, она приняла душ, переоделась и уехала в жаркую, пыльную ночь. Гарднерслышал, что вернулась она в полночь и сразу же пошла в сарай. Когда онавыходила оттуда, ее осветила вспышка зеленого света. Ему показалось, что и самаБобби вспыхнула этим светом, но он не был уверен.

Весь сегодняшний день она была замкнута, говорила толькотогда, когда он обращался к ней, да и то исключительно односложными фразами.Попытки Гарднера развеселить ее успеха не имели. От ужина она отказалась, хотяон очень настойчиво предлагал ей всякие деликатесы.

Ее глаза на фоне густо загримированного лица казалисьзапавшими и сухими. К вечеру она попросила Гарда принести ей плед.

— Холодное лето, как мне кажется. Я немного озябла. Извини,но я хотела бы прилечь.

— Конечно, — торопливо согласился Гарднер.

Что-то — он не мог понять пока что — глодало его, когда онстоял, держа в руках ее платье из светлого хлопка. Когда-то давно она, сняв егос себя, обязательно сразу же постирала бы его, развесила сушить, после ужинапрогладила и повесила на место, в шифоньер. Но это было когда-то давно, теперьже настали Новые и Усовершенствованные дни, и все стирали свою одежду толькотогда, когда в этом была безусловная необходимость, ведь у них были дела иповажней. Во всяком случае, так считала Бобби.

Как бы протестуя, Бобби заворочалась во сне.

— Нет, — прошептал Гард. — Пожалуйста. — Он быстро повесилплатье на место, боясь еще раз прикоснуться к нему. Он затаил дыхание, боясь,что она проснется.

Она брала грузовик. Ездила и делала что-то, чего ей вовсе нехотелось делать. Что-то, что вывело ее из равновесия. Что-то, для чего ейпонадобилось приодеться. Она вернулась поздно и сразу же пошла в сарай. Незашла в дом переодеться, не стала снимать с себя то, в чем была. Почему? Ответ,который напрашивался после осмотра ее платья, казался невероятным.

Комфорт.

А когда живущей достаточно замкнуто и одиноко Боббитребуется комфорт, то кто может обеспечить ей его? Гард? Помилуйте, да за нимсамим нужно ухаживать, как за младенцем. Он не может предоставить ей комфорт,потому что сам нуждается в нем.

Ему хотелось напиться. Напиться сильнее, чем он напивался завсе то время, что провел здесь.

Забудь это. И он решительно вышел из кухни, где Боббихранила выпивку. Внезапно что-то скатилось с его рубашки и с легким стукомупало на пол.

Он нагнулся и поднял упавший предмет. Конечно, это был зуб.Номер Второй. Гарднер сунул в рот палец, обнаружил новую дырку и задумчиво сталрассматривать следы крови на ногте. Стоя в дверном проеме, он прислушался.Бобби спала, и из спальни доносился ее храп. Наверное, у нее аденоиды, —подумал Гард.

Холодное лето, — сказала она. — Может быть, и это. Можетбыть, так оно и есть.

И ему вспомнился вдруг Питер, который в любую погоду любилвзбираться к Бобби на колени, настойчиво преодолевая ее попытки сбросить пса,если ей было жарко или тяжело. Однажды она сказала: Похоже, что он знает. Да,Пит? И тебе, конечно, приятно, чтобы я чихала, когда твоя шерсть попадает внос? Ты все же предпочитаешь компанию, да? И Пит, казалось, смеялся над нейтаким образом.

Гарднер вспомнил, что, когда Бобби вчера вернулась домой,издалека доносились глухие раскаты грома.

Вспомнил он и то, что иногда Пит повышено нуждался вкомфорте.

Особенно когда гремел гром. Питер смертельно боялся этогозвука. Звука грома.

Боже, неужели она держит Питера в сарае? А если да, тоПОЧЕМУ?

На платье Бобби он обнаружил несколько странных зеленыхпылинок.

И шерсть.

Очень знакомую бело-коричневую шерсть. Питер в сарае, и былтам все время. Бобби солгала, что Питер умер. Бог знает, сколько всякогоразного она солгала… но почему это?

Почему?

Гарднер не знал.

Он передумал, подошел к буфету и достал новую, неначатуюбутылку виски. Затем торопливо откупорил пробку. Подержав в руке бутылку, онпрошептал:

— Вот что на самом деле лучший друг человека.

Потом отхлебнул глоток, другой, третий…

Питер. Что ты сделала с Питером, Бобби?

Он собирался напиться.

Здорово напиться.

И поскорее.

Встречайте нового хозяина. Встречайте так же, как встречалистарого.

«Не будьте дураками снова». «Кто»

Над горами гремит Гром, магический знак,

Он несет людям истину,

Наполняя землю дымом.

Беги через джунгли…

Беги и не оглядывайся назад.

«Беги через джунгли». «Криденс»

Я спал, и мне снился сон. Мне некуда было скрыться. Я былодновременно и мужчиной, и женщиной, а мой спутник Саул — одновременно моимбратом и сестрой, и мы танцевали где-то на открытом пространстве, междустранными белыми домами, в которых происходило разрушение странных черныхмеханизмов. И мы во сне, он и я, или она и я, были едины, мы были вместе. И ещебыла ностальгия, ужасная, как смерть. Мы были вместе, и целовались, и любилидруг друга.

Это было ужасно, и даже во сне я понимал это. Потому что вэтом сне, и во всех остальных снах я знал, насколько разрушительно слияние двухполучеловеческих созданий.

Дорис Лессинг. «Золотой дневник»

— Надеюсь, вам понравился полет, — вежливо сказаластюардесса, поддерживая под локоть сорокалетнюю женщину, в компании двухсоттридцати других пассажиров прилетевшую в Бангор.