Он пытался скрыть тот факт, что в последнюю неделю кожа наего лице и затылке начала в буквальном смысле слова увядать. Он, конечно, знал,что со всеми, кто побывал в сарае Бобби, происходят определенные перемены, носперва ему казалось, что эти перемены благотворны: все три раза он выходилоттуда помолодевшим, ставшим будто бы выше ростом и способным удовлетворить впостели и свою жену, и всех ее подруг.

Но с прошлой пятницы он уже не мог себя обманывать. Онотчетливо видел вены, артерии и капилляры на щеках, и в связи с этим емувспоминалась картинка из медицинского атласа, где изображалась кровеноснаясистема человека. Когда он нажимал пальцами на щеки, они прогибались, будто сделанныеиз эластика. Как если бы они… они… истончались.

Я не могу выйти в таком виде, — подумал он.

В субботу, когда он совершенно отчетливо увидел, что с нимпроисходит, он сразу же бросился к Дику Аллисону.

Дик открыл ему дверь и сперва не понял, что так беспокоитНьюта. Но, приглядевшись повнимательнее, посочувствовал и предложил:

— Пожалуй, тебе нельзя появляться на улицах в таком виде.Давай позовем Хейзел.

(Телефон, конечно, им для этого не был нужен, но старыепривычки умирают тяжело.) У Дика в кухне было достаточно светло, и Ньют увидел,что на лице у Аллисона тщательно нанесен грим. Дик сказал, что его научилаэтому Хейзел. Да, это происходило со всеми, за исключением Эдли, которыйвпервые попал в сарай около двух недель назад.

Где же конец всему этому, Дик? — грустно спросил Ньют. Его,как магнит, привлекало к себе зеркало, висящее на стене в кухне, хотясобственное отражение в нем делало Ньюта совершенно больным.

Не знаю, — ответил Дик. Одновременно он разговаривал потелефону с Хейзел. — Но это не имеет никакого значения. Это должно произойти скаждым. Как и все остальное. Ты знаешь, что я имею в виду.

Конечно, он знал. Но первые перемены, — думал Ньют, украдкойглядя на себя в зеркало, — всегда наиболее болезненные, потому что они…интимного свойства.

Сейчас, стоя у зеркала и пытаясь на практике применятьсоветы, данные ему Хейзел, Ньют почувствовал, что, очевидно, грядет переменапогоды, потому что все его сведенные ревматизмом суставы вдруг по-настоящемузаныли.

А, собственно, какая разница? Теперь ему должно быть всеравно, какая на дворе стоит погода.

И, не испытывая никакой радости от своего «превращения», онпродолжил практические занятия по гримировке собственного исчезающего лица.

Вторник, 9 августа.

Старый доктор Варвик, закончив прослушивать сердце ТоммиДжеклина, устало выпрямился, зацепив при этом кончик носа Томми. Еще совсеммальчишка, Томми унаследовал от отца их фамильную гордость — большой длинныйнос.

Его отец, — тоскливо подумала Бобби. — Кто-то долженрассказать его отцу о случившемся. А как решить, кто это сделает? Ее-то неслишком тревожили подобные вещи, потому что она знала: случайности, вродесмерти этого паренька Джеклина, случайности, которые она старательно скрывалаот Гарда, все еще случаются.

Но скоро, — подумала она, — ничего подобного просто несможет произойти.

Еще несколько походов в сарай — и все образуется.

На соседней кровати хрипела и задыхалась Эстер Бруклин.

Киль: Он на самом деле умер?

— Нет, это у меня такие странные шутки, — сердито сказалдоктор Варвик. — Заткнись, парень! Я знал о том, что он умрет, еще в четыречаса. Поэтому я и позвал вас сюда. Вы, как-никак, все-таки отец города.

На мгновение его глаза остановились на Хейзел и Бобби.

— Прошу прощения. И две матери города.

Бобби без тени юмора улыбнулась. Скоро в Хейвене исчезнутпоследние половые различия. Не будет ни отцов, ни матерей. Будет новаягенерация людей — «Превращенные».

Она посмотрела на остальных и увидела, что они потрясены.Хвала Господу, она не одна! Томми и Эстер прибыли сюда три часа назад, и оба вто время были живы. Почувствовав себя плохо, Томми гнал машину с отчаяннойскоростью.

Чертов парень и впрямь оказался героем, — подумала Бобби. —Хотя, к сожалению, единственное, чем мы можем отплатить ему — это сделать емугроб попросторнее.

Она оглянулась на лежащую без сознания Эстер. Бледная какстена, тяжело дышит. Они уже возвращались, когда у обоих почему-то разболеласьголова. Затем у Томми хлынула носом кровь, а у Эстер внезапно началасьсильнейшая менструация. Томми становилось все хуже. Вскоре он попросил Эстерсесть за руль, потому что ему начало мерещиться черт знает что. Словом,начались галлюцинации. Эстер и самой казалось, что глаза затянула чернаяпелена, но она нашла в себе силы доехать до города и постучать в дверь к докуВарвику. Она еще помнила, как он открыл дверь и распростер ей навстречуобъятия, но после этого сразу же потеряла сознание и до сих пор в него неприходила.

Хейзел спросила:

— А как девушка?

— Кровотечение нам удалось остановить, — сказал Варвик. —Она молода, и я надеюсь, что организм справится. — Он строго посмотрел поверхочков на собравшихся: — Я знаю ее родителей, и мне не хотелось бы причинять имгоре. Но, думаю, до конца она так никогда и не оправится.

Воцарилась растерянная тишина. Бобби прервала молчание:

— Это не так.

Доктор Варвик повернулся, чтобы взглянуть на нее.

— Она придет в себя, — сказала Бобби. — Она придет в себя,когда ее «превращение» полностью закончится.

— Возможно, — пробормотал про себя Варвик. — И все же покаположение остается критическим.

Бобби согласно кивнула головой: Да, плохо. Для Томми — ещехуже. Его родителей очень огорчит это известие. Я пойду и сообщу им ослучившемся. И мне хотелось бы, чтобы все составили мне компанию.

Первым отозвался Эдли Мак-Кин: Если хочешь, я пойду с тобой,Бобби.

— Спасибо, Эд, — обратила к нему Бобби усталый взгляд. —Спасибо во второй раз.

Они вышли. Остальные проводили их взглядом и вновьповернулись к кушетке, на которой без сознания лежала Эстер Бруклин,пожертвовавшая своей жизнью во имя…

…да что там, во имя нескольких десятков батареек.

Среда, 10 августа.

С того дня как Бобби вернулась к нему, Гард много думал ивсе больше приходил к выводу, что так дальше продолжаться не может. Слишкоммного кровоточащих носов, слишком много больных голов. И в этом, безусловно,сказывалось воздействие корабля. Он никогда не забудет тот день, когда впервыекоснулся гладкой металлической обшивки и, ощутив вибрацию, едва сумелостановить носовое кровотечение. Вспоминать это его заставлял инстинктсамосохранения. Конечно, то, что он все время много пил, каким-то образомпредохраняло его, но все же не раз и не два из его носа хлестала кровь. Атеперь еще выпавший зуб!