варенья. Хочешь?

– Нет, спасибо.

– А яблоко? – Зяблик нырнул под стол и сунул руку в большой холщовый мешок. – Гляди, какое славное. – Он встал, подкинул яблоко к потолку и поймал его в ковшик ладоней.

Яблоко было простое, деревенского сорта в полоску. Сморщенное немного, но очень душистое. Алина поняла это, когда Зяблик поднес «ковшик» к ее лицу.

– Кусай.

Она, не забирая у него яблока, надкусила чуть кислый бочок. Зяблик тоже куснул, но с другой стороны. Ба-бах! – что-то грохнуло за окном, и оба они дернулись, как застуканные воришки.

– Сосулька, – выдохнул Зяблик, – а могла кому-нибудь по башке.

– Мне, например. – Алина сглотнула и, словно спасаясь, крепко его обняла.

Сначала он ей не ответил. Просто стоял, и сердце его билось ровно и медленно. Потом разжал пальцы – шмяк, яблоко выпало на пол. Солнце ушло из окна. Когда же оно вернулось, Зяблик мягко потянул ворот Алининого свитера и коснулся губами ее ключицы.

Прошло минут десять, не больше. А может быть, целый час. Зяблик сидел на полу рядом с дважды надкушенным яблоком. Он складывал из щепок фигуры и смотрел через них на заросший паутиной потолок. Алина, скрутившись в комок на диване, делала вид, что дремлет.

Снаружи закапало на карниз, звонко, будто забили ложкой по кастрюле. Потом, тяжело ступая, прошел человек, и снова стало тихо.

– Надо купить пшена. – Зяблик положил голову на облупленную табуретку. – Насыплю, синицы прилетят. Тук-тук-тук. Будут смотреть в окно.

– Я домой хочу. – Алина потянулась за рюкзаком.

– Грудки у них желтые, а шапочки голубые. Лазоревки называются. Шумные, птиц других гоняют, но человека боятся.

– А кто не боится?

– Голуби. И чем жирнее голубь, тем меньше в нем страха.

– Вчера у школы лежал один. И знаешь, не лапками кверху, а просто… и голову положил, вот как ты. – Она поднялась. – Пойду я, правда. Спасибо тебе за все.

– Вместе пойдем, – Зяблик подобрал огрызок, – и не спорь.

– Но мне сейчас нужно…

– Выйдем с Дач, и я исчезну, клянусь.

Алина кивнула. Засунув в рюкзак пару яблок, все из того же мешка, Зяблик стал одеваться. Уже на крыльце он взял ее за руку и показал следы на снегу – большие, размера сорок шестого.

– Запомни, одна сюда – ни ногой. Это опасно, может быть, даже для жизни. Придешь, только если я позову.

– Приду, только если я захочу, – сказала Алина.

Он отпустил ее руку и запер дверь на замок.

Седова ш-ш-л…

хочу домой

парта Михи Мойского! сядешь огребешь

биологичка – червь науки

Г.Р.О.Б. жив

а я в гробу

Алина терла глупые надписи, и пальцы ее краснели от едкого порошка. Над соседней партой пыхтел Ванька, соломенная челочка его смешно подпрыгивала.

– Вот я тебя, вот так! – Он подсыпал порошка и плюхнул сверху тряпку.

– Кого ты там вычищаешь? – спросила Алина.

– Жука-навозника, – Ванька треснул кулаком по парте, – вроде и смешно, и обидно. Узнаю, кто нацарапал, в лоб дам, а потом орден.

– Какой-то несправедливый субботник. – Алина вынула из шкафа макет длинной рыбы. – У биологички вечно парты исписаны, а нас тут всего двое. Фифы всякие скоро домой пойдут, а мы этих шлюх с навозниками до утра оттирать будем.

– Фифы? Ты про Ингу, что ли? – Ванька схватил с нижней полки пестрое сердце. – Тык-тык, тык-тык! Не ревнуй, дурила. Игорек с Ингой – клевая парочка, такие не про нас, полет другой.

– Смотри-ка, – усмехнулась Алина, – ты разлюбил красотку!

– Да я и не любил, я хотел. Вам, девкам, этого не понять. А на Игорька ты не злись. Он тебя, конечно, под монастырь подвел, но ему и самому не сахар.

– А что так?

– Траблы у папани на работе. Бюджет Игорьку подрезал.

– Бедняжка. – Алина поставила рыбу, вытащила из глубины полки огромное ухо и в самую раковину шепнула: – Теперь его Ингочка бросит.

В коридоре захохотали. А потом дверь открылась, и в класс вошли Горев, Дерюгин, овца Анютка и одетый вовсе не для субботника Игорь. Позади всех держалась Кира.

– Аллилуйя! – обрадовался Ванька. – Подмога! Ребзя, первые шесть мы помыли, остальные ваши.

– Здравствуйте, сэр, – Горев пожал руку скелету, – вы тут, оказывается, не одни. С вами Иван да Марья. Или как вас там, девушка, не припомню.

– Шлюха Седова, – ответила ему Алина и крепче сжала гипсовое ухо.

– Вау, – удивился Горев, – экая самокритика. И чем же вы заняты?

– Так ясно чем. – Дерюгин уселся на учительский стол. – Типа дышат, рот в рот. Биология, братан, дело пошлое.

Овца захихикала и кашлянула в ладошку.

– Больные люди.

Ах вот как! Алина отбросила ухо, вытерла руки о джинсы. Рот в рот, значит? Что же, отлично! Она стащила с волос резинку, рывком расстегнула пару пуговиц на рубашке.

– Ну, чего пялитесь? Да, я такая! Опять мужик у меня. Тысяча двадцать третий! Тот надоел, – кивнула в сторону Игоря, – нового подавай! Пялятся они! Сами не могут, так хоть посмотреть? А вы смотри́те, детский сад, смотри́те, мне-то не жалко!

Алина шагнула к Ваньке и, не закрывая глаз, начала целовать его в губы. Ванька опешил, вскинул руки, мол, он тут ни при чем, однако ответил на поцелуй. Алина держалась, сколько могла – губы у Ваньки были резиновые, со вкусом рыбного пирожка, и ей хотелось скорее остановиться…

– Понравилось? Цирк окончен? – Алина переводила взгляд с лица на лицо.

Горев глядел, вздернув бровь, словно оценивая ее заново. Дерюгин подался вперед, и Алина подумала: с таким выражением он, наверное, смотрит запретные фильмы. Овца отвернулась. Игорь стоял, сжав кулаки, и выглядел как-то мято. А Кира… черт побери, где же Кира?! Алина сыпанула на парту порошка, пожалуй, слишком много, буркнула:

– Идите отсюда, сами домоем, – и стала тереть выписанное черным маркером SEX PISTOLS.

– Ну ты бешеная, – сказал Горев, однако в голосе его не было прежней насмешки. – Уходим, ребята, нам тут не рады.

– Ты чего, дурила? – спросил ее Ванька, когда все разошлись.

– Надоели! – Алина швырнула тряпку в угол. – Дебилы, и шутки у них дебильные. Прости, Вань, попал ты под каток. Но я правда больше не могу.

– Да пусть, – ухмыльнулся Ванька, – зато я целовался, первый раз! Не понтово, знаешь, если ничего такого не было. Придет момент – девушка, туда-сюда, а я лох. Слышь, зря ты их прогнала. Самим теперь мыть придется. Сколько тут… раз, два, шесть… десять парт!

– А мы еще по одной, и пойдем к Святогору ругаться. Только отдохнем немного.

Алина вынула из шкафа морского ежа. Так же, как колол ей пальцы шипастый еж, кололо и где-то внутри, словно она, Алина, наглоталась иголок. Да, ей