Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И я добавлю! Удар мне папахен ставил, мало не будет. – Кира столкнула друг с другом чашки, и те неуместно звонко сказали: «Дин-н-нь!»
– Да ну вас! – обиделась Алина. – Чего вы злые такие? Ребенок жить наконец начал полной нормальной жизнью. Не то что раньше. А вы орете. Всё, пустите, мыться пойду, противно в грязном.
Мама схватила ее, прижала к себе, потом оттолкнула и громко заплакала. Не прикрывая ни растянутых губ, ни морщин над бровями, ни черных от туши дорожек слез. Кира, расплескивая чай, побежала в кухню – избавляться от чашек.
– Сейчас, – кричала она, – тетя Вика, сейчас! Не плачьте, мы выясним, вот увидите! Давай-ка, бомжун начинающий, в комнату, живо!
Алина, не снимая пачканных рыжим ботинок, пошла за подругой. Они прикрыли дверь и услышали, как мама, глухо рыдая, щелкнула в ванной задвижкой.
– Ну, с кем, с кем пила-то, шальная? Скажи, я тебя не продам, – шептала Кира, толкая Алину к кровати.
– Пила с кем хотела. – Алина уселась, и Кира стянула с нее ботинки.
– В дерьме по колено, красотка… И кофту угваздала! Снимай это все, пока не протухло.
Алине хотелось остаться одной, но было ясно, что от Киры ей так просто не избавиться. Она стянула колготки, но до конца лишь с одной ноги, и застыла, пытаясь придумать хоть какую-то легенду. Потянула головку молнии на толстовке, но та почти в самом низу застряла.
– Пьянчуга! – фыркнула Кира. – Лапы-то убери, не мешай тверезому. – Дернула молнию – раз, другой, и вдруг под ее ладонью в Алинином кармане что-то хрустнуло. Быстро, пока Алина не опомнилась, Кира влезла в карман и вынула Зябликово письмо.
– Ядреный батон! Знакомые письмена!
– Отдай! – Алина вскочила, но тут же упала обратно. Утихшая еще в «Алеко» карусель опять начала набирать обороты.
Кира, вытянув руку, мол, не лезь, не отдам, стала читать:
– Ты пила когда-нибудь коньяк… ты влюблялась… крылья, бархатные клювы, тонкие позвонки? Черт подери, Алина! Птицы пьяны и веселы?! Так вот, с кем ты была! С этим психом!
– Не смей так о нем! Он лучше вас всех. Пока вы ноете и кудахчете, он помогает мне выжить! Тебе-то не до моих кошмаров, правда? А им, между прочим, полгода уже! Целыми днями – Ванька, Ванька, даже не спросишь… может, я сдохла! А он… он птица, понимаешь? Он летит, и я вместе с ним лечу! – Алина взмахнула руками, и взбесившаяся карусель потащила ее по новому кругу.
– Приплыли. – Кира толкнула ногой ботинок и села с Алиной рядом. – Слушай сюда, подруга. Если ты прямо сейчас не скажешь, кто этот чертов З, твоя мать прочитает про крылья и позвонки. Клянусь. Я не пугаю, я сама настолько боюсь, что…
– Хитрая больно, – сказала Алина, не открывая глаз. – Сама, значит, с Ванькой с утра и до ночи, сю-сю там, му-сю. Небось, напились бы, и все такие – ах-ах-ах, заиньки наши взрослеют!
– Да мы-то с Ванькой друзья!
– Ха-ха-ха! С друзьями, – Алина вытянула губы, – не целуются. Я, к примеру, Ваньку целовать не хочу. А ты хочешь.
– Ну хочу, – насупилась Кира, – и что?
– А то, что тебя-то… упс, не хотят!
– Может, и не хотят. Зато тебя, похоже, хотят… целовать и не только.
– Вот именно, – Алина откинулась на покрывало, – вот именно.
– Да ты помешалась! – Кира вскочила и принялась ее тормошить. – Смотри, как он пишет! Взрослый мужик и больной на весь череп! Угробит и не заметит!
– Почему вы так кричите? – Мама, чисто умытая, стояла у Киры за спиной.
Алина села, сдерживая вдруг подступившую тошноту, и попросила:
– Кто-нибудь, дайте водички.
– Почему вы кричите? – повторила мама, и Алина поняла, что водички ей не дадут.
– Тетя Вика… вы только не волнуйтесь… Я знаю, с кем она пила. С этим! – И Кира протянула маме бумажку с зелеными буквами.
Алина бурно зааплодировала.
– Что и требовалось доказать. Говорю же, подруга, он лучше тебя. Он-то не ябеда. А ты… ты тоже не ябеда, ты доносчик!
Кира хотела ударить ее по-настоящему, кулаком. Но не ударила и сказать – тоже ничего не сказала. Смятая, словно сдувшийся шарик, она повернулась к маме и без слов потыкала пальцем в письмо. А потом ушла – тихо, не хлопая дверью, будто перевернула прочитанную страницу. Алина, чтобы не разреветься, выпалила хрипло:
– Ну и вали, раз такая… не жалко!
Мама, скомкав письмо, взяла Алину за подбородок. Нависла, огромная, как бизон, яростно задышала.
– Есть еще письма от этого З?
– Ни од-но-го. – Алина легонько толкнула маму, но та не сдвинулась с места.
– Отдай, по-хорошему прошу. Отдай, и я ничего не сделаю.
– Пойди туда – не знаю куда. Отдай то, не знаю что…
Карусель встала на полном ходу, и Алину выкинуло на твердую землю. Там, на твердой земле, мама открыла шкаф и принялась выгребать с полки Алинино белье. Падали на пол трусы и футболки, круглые скатки носков. Раненной стаей слетели туда же белые носовые платки. Алина смотрела, жалась к стене и думала: знает ли мама про коробку под кроватью?
Обыск сдвинулся к книжному стеллажу. Мама листала книги, методично, как робот, и швыряла их на стол. Груда росла, пара томов Ремарка не удержалась и с грохотом шлепнулась на пол. К четвертой полке мама устала, обмякла и села у Алининых ног, прислонясь к кровати влажным лбом.
– Детка, скажи мне, кто это.
– Не хочу, прости.
– Хорошо, что я мою пол у тебя под кроватью. – Мама откинула край покрывала и сунула руку в нехитрый Алинин тайник. – Как-то не вспомнила сразу…
Коробка. Алина хотела рвануться, отнять, но сил на рывки у нее уже не было. Силы остались в сквере перед «Алеко», или их растащили по углам мелкие чумазые крысы. Мама сдернула крышку и перевернула коробку вверх дном. Вещи вывалились, и среди прочих выпали письма Зяблика, в конвертах и просто так. Дзинь! – бутылка разбилась, и по комнате разошелся сладкий запах сирени. Духи́ залили папину книжку, брызнули на ботинки и все еще неснятые колготки. Глядя, как самое личное, самое ценное катится в тартарары, Алина горько и жалко расплакалась. А мама прикрыла нос рукавом и вытащила из-под испорченной книги письма.
Она прочитала их быстро – так собака слизывает со стола случайно оставленный бутерброд. Бросила письма на пол. И подняла глаза на Алину.
– Даже если пускают таковых в свою постель… Ты с ним спала? Отвечай! Ты спала с ним?!
– Нет! – прорыдала Алина и сунула голову под подушку.
– Сколько ему