— Одну минуту, — сказала она, когда я насчиталоколо двухсот ударов, — я заберусь под него и буду сосать ему член, а выпродолжайте, но расположитесь так, чтобы одна из вас могла лизать мне клитор, адвоих я буду ласкать руками.

Исполнительницы заняли свои места; начался новый спектакльи… возбуждаемый сыпавшимися на меня ударами и горячими губами и языкомпринцессы, я не выдержал и трех минут и заполнил ее рот своим семенем; онапроглотила его и быстро выбралась из-под меня.

— Эмма, — крикнула она, — он восхитителен, онсбросил в меня свой пыл, и теперь я должна достойно отблагодарить его.

С этими словами она вонзила в мой зад солидный фаллос,впиваясь губами в вагину то одной, то второй девушки, в то время, как третьяпрочищала ей влагалище таким же инструментом, какой терзал мой задний проход.

— Теперь можете развязать его, — скомандовала юнаяМессалина, наконец почувствовав, что не может больше сдерживаться. — А ты,Боршан, иди сюда и целуй меня в благодарность за то, что я дала тебе неземноеблаженство. Кстати, я редко отношусь к мужчинам с такой снисходительностью.Бедняга! Все, что с тобой сейчас произошло, надо отнести на счет твоейребяческой скромности. Подумай сам: ты спал со мной уж и не знаю сколько раз ивсегда довольствовался лишь моей куночкой, как самый распоследний идиот, и втвою тупую голову ни разу не пришла мысль, что у меня имеется и жопка. Этовообще ни на что не похоже.

— У меня было такое желание, мадам, но робость меняостанавливала.

— Жаль, очень жаль; в твоем возрасте скромностьнепростительна. Но не будем ворошить прошлое. Теперь ты можешь исправить своюоплошность, на время позабыть о моей вагине и уделить внимание моейзаднице. — При этом она повернулась ко мне спиной и, наклонившись,продемонстрировала мне свои ягодицы. — Красивая попка, не правда ли?Смотри, какая она гладенькая, какая нежная и как жаждет тебя, так что спеши,Боршан, забирайся туда. Возьми его член, Эмма, и вставь сама куда следует.

В ответ я осыпал тысячью поцелуев этот поистине роскошныйзад, и мой орган, направленный рукой Эммы в маленькую уютную норку, скороубедил Софию в моем горячем желании исправить прошлые ошибки.

— Погоди, — остановила меня принцесса, — яхочу теперь быть твоей рабой; я влезу в эту машину, где страдал ты, и буду втвоем распоряжении; пользуйся своими правами, мой султан, и отомсти мне.(Железные скобы защелкнулись на кистях ее рук и на лодыжках.) Не жалей меня,прошу тебя, примерно накажи меня и за разврат, и за жестокость.

— Ах ты, содомитка! — зарычал я, восхищенный еевкусами. — Да, я мечтаю выпороть тебя и предупреждаю, это будет ужаснаяпорка.

— Надеюсь, ты будешь делать это от всей души, —заметила она. — Пощупай мою жопку, как она сверкает и взывает, и проситкнута.

— Вот тебе. — И я нанес первый свистящий удар.Пока я «от всей души», как она выразилась, терзал ее ягодицы, любезная Эммастояла передо мной на коленях, жадно сосала мой инструмент, а две девочкилобзали мне задницу. Когда холмики Софии превратились в нечто липкое и красное,мой разъяренный член вошел в ее анус по самый корень и утешил принцессу за всестрадания.

— Черт возьми! — простонала она. — Какприятна содомия после порки, ничто не сочетается столь удачно, как два этихудовольствия.

Тогда Эмма прильнула к госпоже, начала целовать, лизать,ласкать ее тело, не забывая массировать себе клитор, и скоро мы все погрузилисьв океан блаженства.

— Знаешь, Боршан, — заметила принцесса, когда мыпришли в себя, — мне кажется, у нас много общего, и у меня даже возникложелание довериться тебе.

По ее знаку юные служанки исчезли, мы втроем расположилисьза столом, и за легким обедом и пуншем София произнесла такую речь:

— Людям с мелкой душонкой и средним умом, наверное,покажется странным, что для того, чтобы испытать твой характер, я избралапохоть. Но ничего странного здесь нет, и если это у тебя вызывает недоумение,дружище, позволь мне сказать тебе, что я сужу о способностях человека в обычнойпрактической жизни только по его поведению во время оргии. Человек с пламеннымистрастями и с неординарными вкусами способен — и это непреложное правило — нарешительные действия там, где речь идет о выгоде или честолюбии, а ты показалсямне человеком темпераментным и не глупым. Кстати, Боршан, каковы твои взглядына человеческую жизнь?

— Принцесса, — отвечал я, — а как относился кней герцог Альба, когда захватил эту страну?

— Умница! — воскликнула моя пылкаясобеседница, — Именно такого ответа я и ждала от тебя. Я всегда считалатебя храбрецом, — добавила она, сжимая мою руку, — теперь послушай,что я хочу тебе предложить.

Я — племянница героя Европы, человека, созданного для того,чтобы властвовать над всем миром, и я принесла в эти провинции его дух, еговзгляды и его непреклонность. Надеюсь, ты понимаешь, Боршан, что я достойналучшей участи, нежели быть женой республиканского правителя, и этот робкий,меркантильный и трусливый народ, рожденный жить в цепях, должен боготворитьменя. Я ничего не имею против того, чтобы царствовать над голландцами, но трон,стоящий на этих вечно сырых равнинах, должен быть смочен их слезами и украшензолотом. Мой план готовы поддержать сто вооруженных до зубов батальонов,которые Фридрих обещал мне послать из Кенигсберга. Эта революция не лишитголовы моего супруга, он верен мне, и море крови, пролитой в Батавии, скрепиттрон, который будет моим. Разумеется, я предлагаю тебе не скипетр, а высокийпост нашего советника, нашего министра, нашей правой руки: ты будешь издаватьуказы и следить за их исполнением; этот пост требует жестокости, но обладаешьли ты этим качеством в нужной мере? Я подумал немного и ответил так:

— Прежде чем взять на себя такую огромную власть, я быхотел узнать, как к этой революции отнесутся ближайшие соседи. Франция, Англия,Испания, северные государства, которые смотрят на вашу нацию как на льстецов иторговцев, будут ли они спокойно сидеть и взирать, как вы становитесь ихмогущественной соперницей?

— В позиции Франции мы уверены, а об остальных можно небеспокоиться. Когда мы станем монархами в Объединенных Провинциях[84],мы объявим войну трем соседним королевствам и, думаю, очень скоро поставим ихна колени. Воинственную нацию боятся все, и таковой мы и станем. Достаточноодного великого человека, чтобы заставить весь мир считаться со страной, а вмоей душе есть величие, которое я унаследовала от могущественного Фридриха. Намнадоело быть легкой добычей любого европейского завоевателя.

— Но станут ли голландцы, которые сбросили жестокое игоиспанцев, терпеть вашу тиранию?