Обе жертвы были принесены одновременно. Справа Бревальнасиловал своего отпрыска, целуя задний проход своей жены и поглаживая ягодицыдочери, измазанные его спермой; слева мой отец, одной рукой тиская мою мать,другой массируя анус Памфилии и облизывая мой, пробивал брешь в заднице моейсестры; оба господина в конце концов сбросили свой пыл, и страсти стихли.

Остаток вечера был посвящен нашему обучению. Нам устроилибрачные игры: мой отец спарил меня с сестрой, то же самое сделал Бреваль сосвоими детьми. Родители возбуждали нас, подготавливали к проникновению. Когдаже мы слились в объятиях с сестрами, Бреваль овладел мною, а Боршан пристроилсяк Огюсту; все время, пока происходило это общее совокупление, наши матери,которых заставили участв??вать в оргии, вместе с Памфилией выставили наобозрение развратникам свои прелести. За этой сценой последовали другие, неменее похотливые, и воображение моего отца было неистощимо. Последняя сценапроисходила так: детей положили рядом с матерями, и пока мужчины содомировалижен друг друга, мы должны были ласкать своих родительниц. Памфилия сновалатуда-сюда, помогая участникам словом и делом, потом пришел ее черед: отцы, другза другом, прочистили ей задницу, оба испытали бурный оргазм, и на этом всекончилось.

Через несколько дней отец вызвал меня в библиотеку.

— Послушай, дружище, — так начал он, — отнынеты один доставляешь мне радость в жизни; я обожаю тебя, и ни с кем больше нежелаю развлекаться. Твою сестру я отправлю в богадельню. Она очень хорошенькая— слов нет, — и она доставила мне много удовольствия, но она — Самка, что,на мой взгляд, является серьезным дефектом. Более того, мне бы не хотелосьвидеть, как ты совокупляешься с ней: я хочу, чтобы ты был только моим. Жить тыбудешь в апартаментах своей матери, она уступит тебе свой пьедестал, потому чтоу нее нет иного выбора; каждую ночь мы будем спать вместе, я буду выжимать изсебя все соки в твой прекрасный зад, ты будешь кончать в мой, и оба мы будемсчастливы — в этом я не сомневаюсь. Бреваль без ума от своей дочери и намеренпоступить с ней так же, как я с тобой. Мы с ним останемся друзьями, но мы обаслишком ревниво относимся к своим удовольствиям, поэтому приняли решениепрекратить совместные развлечения.

— А как быть с моей матерью, сударь? — спросиля. — Вы думаете, ей это понравится?

— Дорогой мой, — усмехнулся отец, — слушайвнимательно, что я скажу, и раз и навсегда вбей себе в голову; мне кажется, тыдостаточно умен, чтобы понять меня.

Женщину, которая дала тебе жизнь, я презираю, наверное,больше всех во вселенной; узы, соединяющие ее со мной, делают ее в моих глазахв тысячу раз отвратительнее — это мой принцип. Бреваль так же относится к своейжене. Ты видел, как мы с ними обращаемся. Это результат нашего отвращения инашего негодования; мы заставляем их проституировать не ради развлечения, а длятого, чтобы унизить их и втоптать в грязь; мы оскорбляем их из ненависти ижестокого удовольствия, которое, надеюсь, ты сам когда-нибудь познаешь икоторое заключается в том, что человек получает необъяснимое наслаждение вмерзких оскорблениях предмета, доставившего ему когда-то большое удовольствие.

— Но, сударь, — заговорил я, подчиняясь законуздравого смысла, — в таком случае вы и со мной расправитесь, когда я вамнадоем?

— Это совсем другое дело, — объяснил отец, —нас с тобой не связывают ни условные обычаи, ни закон; объединяет нас толькосходство вкусов и взаимное удовольствие, другими словами, настоящая любовь.Кроме того, наш союз преступен в глазах общества, а преступление никогда ненадоедает.

Тогда я был юн и неопытен и верил всему, что мне говорили,поэтому с тех пор стал жить с отцом на правах его любовницы; все ночи япроводил рядом с ним, чаще всего в одной постели, и мы содомировали друг друга,пока не засыпали от усталости. После Бреваля нашей наперсницей стала Памфилия,которая постоянно участвовала в наших утехах; отец любил, когда она порола егово время содомии, после чего он также подвергал ее экзекуции и содомировал; аиногда он заставлял ее целовать и ласкать меня и предоставлял мне свободуделать с ней все, что я захочу, при условии, что при этом буду ласкать ицеловать ему зад. Боршан, как когда-то Сократ, наставлял своего ученика даже в теминуты, когда содомировал его. Он отравлял мою душу самыми бесстыдными,непристойными и аморальными принципами, и если еще тогда я не вышел на большуюдорогу, вина в том была не Боршана. По воскресеньям в дом приезжала сестра,хотя ее и не ожидал там теплый прием; зато я, забыв все отцовские взгляды наэтот предмет, улучал момент, чтобы высказать ей весь свой пыл, и при первойудобной возможности сношался с ней.

— Отец меня не любит, — говорила мнеГабриель, — он предпочитает тебя… Пусть так оно и будет. Живи с нимсчастливо и не забывай меня…

Я целовал Габриель и клялся всегда любить ее.

С некоторых пор я заметил, что мать никогда не выходила изкабинета Боршана без того, чтобы не прижимать к глазам платок и не вздыхатьтяжко и печально. Мне стало любопытно узнать причину ее печали, я проделалотверстие в стене, отделявшей его кабинет от своего будуара, и когдапредставилась первая возможность шпионить, затаив дыхание, прильнул к дырке. Ястал свидетелем ужасного зрелища: ненависть отца к своей жене находила выход ввиде жутких физических оскорблений. У меня не хватает слов, чтобы описать,каким образом его жестокая похоть обрушивалась на несчастную жертву егоотвращения; однажды он избил ее до бесчувствия кулаками, затем долго топтал ее,лежавшую на полу, ногами, в другой раз выпорол ее до крови многохвостой плетью,но чаще всего он заставлял ее отдаваться исключительно неприятному,неизвестному мне субъекту, с которым поддерживал какие-то странные отношения.

— Кто этот человек? — как-то раз спросил я у Памфилии,которой рассказал о своих открытиях и которая, поскольку всегда относилась комне с дружеским сочувствием, обещала показать мне нечто еще более невероятное.

— Это отъявленный разбойник, которого твой отец разадва или три спасал от виселицы; этот тип за шесть франков способен зарезатького угодно. Боршан получает удовольствие, когда этот бандит избивает твоюмать, а потом, как ты сам видел, насилует ее самым гнусным образом. Боршаночень любит его и частенько приглашал его в свою постель, пока она не сталатвоим обычным местом. Ты еще не все знаешь о распутстве человека, которыйпородил тебя; не отходи завтра, утром от смотровой щели, и ты увидишь вещи,которые превосходят все, о чем ты мне рассказывал.

Не успел я занять свой наблюдательный пост, как в отцовскуюбиблиотеку ввалились четверо здоровенных головорезов, приставили к носу отцапистолет, крепко привязали его к приставной лестнице и исхлестали розгами самымнещадным образом; по ногам отца струилась кровь, когда они отвязали его;швырнули, как мешок, на кушетку, и все четверо навалились на него: один вставилчлен ему в рот, второй — взад, двое других заставили его возбуждать себяруками. Отца изнасиловали раз двадцать подряд, и какие это были члены, Бог тымой! Я не смог бы обхватить ладонью самый маленький из них.