— А ну да, цветочки к памятнику положить.

— Да нет уже никакого памятника.

— Странная у тебя привязанность ко дню своей смерти. — Я пожала плечами и направилась к черному входу. — Ладно, помоги мне с пакетами, и я поехала.

Роман дотащил останки тела номер один и тела номер два до машины Лёхи, загрузил их в багажник. Села в машину, окинула стоящего рядом Романа взглядом и чуть помедлив спросила:

— Я могу заехать к тебе пред рассветом?

Хирург мотнул головой:

— Меня здесь не будет.

Я удивленно выпучила глаза:

— А где ты будешь?

— Я пережду день рядом с могилой.

— Твой забавный ритуал… — я хихикнула, прикрыв ладонью неуместную улыбку.

— Для меня это важно. — Роман стиснул зубы.

— Зачем тебе это?

— Напоминает мне, что когда-то я был смертным. Укрощает моего “зверя”. — Роман посмотрел на меня осуждающе. — Чтобы не надо было избавляться потом впопыхах от улик.

— Без обвинений ты не можешь, да? Старого пса не обучить новым трюкам. — Я захлопнула громко дверь машины и сдула прядь волос с лица. То же мне, нашелся умник.

Я завела автомобиль и тронулась в сторону крематория. План простой: успеть за ночь в два конца города — крематорий и свалку автомашин — и вернуться домой. А может все — таки заглянуть в клуб и стрясти с бармена пару ответов?

Глава 4

Петер открыл задвижку печи и перемешал прах тела номер один. Или два. Роман не подписал пакеты, поэтому чьё тело сейчас кремировали, я не имела никакого понятия. Я сидела напротив домны и смотрела на яркий огонь. Петер закрыл задвижку и сел рядом, проткнул пакетик с кровью длинным ногтем на мизинце и медленно высасывал содержимое, будто пил томатный сок из пластиковой упаковки, нажимая пальцами на пухлые бока.

— Как ты думаешь, если я заберусь в печь, “зверь” внутри возьмет верх и спасет это тело? — я не сводила глаз с танцующего пламени, что бушевало внутри домны.

Петер, большой мужчина с островком светлых волос на макушке пожал плечами:

— Чисто теоретически, сможешь. Огромная сила инстинкта просто разломает домну изнутри. Но это так, мои прикидки. За девяносто лет бессмертной жизни я ни разу не испытывал силу своего “зверя”.

— И как же тебе это удалось? — я выхватила из рук машиниста кремационной печи полупустой пакетик с кровью и сделала глоток.

— Я питаюсь два раза в месяц и не ищу смерти, в отличии от тебя. Я хочу жить так долго, как это возможно! — Петер вскрыл следующий пакетик.

— Проживи ещё лет сто и навязчивые мысли о смерти появятся и в твоей германской голове. — Я ухмыльнулась, открыла задвижку смотрового окна печи и выкинула пустой пакетик из под донорской крови.

— Даже Роман, обращенный тобой ради шутки, несмотря на всю свою былую набожность, не ищет встречи со своим Богом. — Петер распластался на стуле, выкатив вперед тучный живот.

— Ха, не напоминай. Это было так смешно, обратить ловца нежити в бессмертного. — я расплылась в улыбке.

— Странное у тебя чувство юмора, дарить такую силу своему врагу.

— Ты бы видел его лицо! — Не унималась я. — Вот умора, он кричал молитвы на латыни, вздрагивая от каждого моего движения. — Меня распирал изнутри смех. Я схватилась за живот и сотрясалась всем телом, унимая гогот внутри своей глотки.

Петер протянул мне пакетик с плазмой.

— Не знаю, зачем он это мне постоянно передает. Держи.

— Ты ж его отпрыск. Его единственное бессмертное детище. Заботиться о тебе, как может. — я присосалась к губами к маленькой дырочке на пластике. — Продолжает благодетельствовать, что бы…

— Не попасть в ад. — Петер прервал меня и покрутил в руках железный прут для перемешивания праха.

— Роман знает, что по его религии он туда всё равно отправиться и дико этого боится.

— Считаешь? — Петер изумленно посмотрел на меня.

— Я вижу это в его глазах. Он принимает своё бессмертие, как одно из испытаний, посланных ему его Богом. Шутка ли, за двести с небольшим лет, он ни разу не питался здоровой кровью по собственному желанию. Он вообразил себя ангелом на земле, дарующим легкую смерть измученным людям.

Петер повёл плечами и с большей силой схватился за стальной прут.

— Анна, тебе нужна дамская сумочка? — Петер покосился на меня. Я поперхнулась от неожиданного и странного вопроса.

— Тут хоронили одну даму, и её сын положил в гроб любимую сумку усопшей. Мы то, ясно дело такие вещи в печь не кладем и вообще просим родственников ничего не подкладывать покойнику. Но тут проглядели и вот, открываем мы крышку, а в руках у усопшей маленький ридикюль из кожи питона с золотой цепочкой. Подожди, что я его тебе описываю сейчас покажу. — Петер предал мне прут, вскочил со стула и побежал за сумочкой.

— Вот смотри! — Петер протянул мне кожаный ридикюль, бережно придерживая цепочку. — Решил, что тебе понравится.

— Как раз подумывала о том, что бы обзавестись сумкой. Спасибо. — Я обменяла сумочку на железный прут и положила в ридикюль пряжку в виде орла.

— Я будто чувствовал, что тебе эта штука пригодится.

— Может между нами есть связь? — я улыбнулась и подмигнула Петеру. Он отвел взгляд, смущенный, его щеки горели румянцем. Я продолжила, все так же растягивая рот в легкой улыбке — Если считать, что Роман моё творение, мой сын, то получается ты — мой внук?

Петер вздохнул, он явно не хотел сводить разговор к "кровным" узам.

Я перекинула цепочку через плечо и снова уставилась на огонь, что бушевал в маленьком смотровом окне.

Тело при кремации сгорает целиком примерно за полтора часа. На два трупа уйдет три драгоценных часа без солнца. Но я должна проследить и за тем, чтобы Петер собрал сгоревшие части тела в зольник, дал им остыть, а затем поместил останки в кремулятор — машину для окончательной обработки праха в что-то напоминающее по консистенции песок.

Я осмотрелась по сторонам и выхватила взглядом под потолком в углу маленький пластиковый шар — видеокамеру. Как я их ненавижу. Постоянно забываю об этой дурацкой штуке, что лезет в частную жизнь каждого человека.

— Ты отключил её, надеюсь. — я указала пальцем на угол наверху.

— Тебе повезло, у нас что-то барахлит электричество, и проводка камер перегорела. — Петер подмигнул мне.

— По-ве-зло… — произнесла я шепотом по слогам.

— Слушай Анна, ну не буду же я себе вредить? — Петер изумлённо вылупился на меня своими почти белыми глазами. — А ну, тебя. Вот, смотри, документы уже