— Ничего. Зато согреешься. — охотник улыбнулся мне рядом белоснежных зубов.

— Как долго ты меня искал? — прохрипела я.

Иван посмотрел на белое небо:

— Часа четыре. Вон уже солнце ушло за деревья. Благо, я эти места хорошо знаю, а с тропы ты могла сойти лишь в одном месте…

— Я бежала от волков и заблудилась.

— Главное, что с тобой все в порядке. Замёрзла?

Я мотнула головой. Охотник снял с себя телогрейку и укутал меня в ещё один слой меха. Снова достал нож и направился к тушам.

— Позволь я тогда быстро освежую волков?

— Хорошо. — я снова отпила из фляги горького пойла.

Когда охотник расправился с тушами, мы двинулись в сторону охотничьего посёлка. Иван развлекал меня историями из своей жизни, бережно придерживая меня за талию. Я таяла от его голоса, его бездонных голубых глаз, от запаха черных волос, что прятала большая меховая шапка. Иван же поражался моей смелостью и прыткостью моего пса, что семенил за нашими спинами. Через час пути мы стояли у сеней охотничьего приюта. Иван зашёл в хату и крикнул мужикам:

— Я нашел ее!

Мужчины высыпали на улицу, женщины глядели в окно на меня изумленно. Жена егеря закудахтала вокруг меня, провожая в дом, снимая с меня окровавленные меха и платье.

— Ох, сударыня. Какое горе. Ничего, ничего. Сейчас натопим баню, умоетесь, согреетесь. — лилось из уст толстушки Веры.

Я лишь устало кивала жене егеря. Только в доме, я почувствовала насколько холодны мои руки и ноги. Женщины отвели меня в свой угол, раздели меня до нижнего платья, растерли плечи, бедра, ступни.

— Погоди, погоди, сейчас кровь придет в конечности, напьешься чая, а там и баня подоспеет. — не унималась Вера, растирая мое тело. Взяла меня за руки и ахнула. Две рваные раны напугали жену егеря. — Это что? Волки?

Я мотнула головой.

— Пёс во время схватки, случайно.

Вера засуетилась по комнате. Оторвала белый тонкий отрез ткани, вылила пузырек с настойкой на мою руку и обмотала рану.

— Молитесь, Анна, чтобы рана не загноилась.

Я тихо кивнула.

После омовения в бане, меня одели в простой крестьянский сарафан и накинули на плечи овчинный тулуп.

Яныш вбежал к девкам. Те завизжали на него и погнали тряпками.

— Анна, — процедил Яныш в дверях, — я тебе еще покажу на охоту идти со своей псиной! Ты у меня такого получишь! — мой муж погрозил мне кулаком и покинул женское пристанище.

— Что колотит тебя? — поинтересовалась Вера, поправляя рукава рубахи на моих запястьях.

Я кротко кивнула и заплакала. Слезы сменились завыванием. Я осознала, что была бы счастлива умереть там, разодранная волками, лишь бы не возвращаться обратно к мужу, что поколачивал меня день ото дня.

Девки подхватили мой плачь. У каждой была своя боль. Но объединяла нас, казалось, жестокость мужей.

На улице стемнело. Я сидела за накрытым столом, боясь посмотреть в сторону Яныша. Мой муж пил с мужиками настойку и благодарил за моё спасение Ивана. Охотник поглядывал на меня, улыбаясь, и отвечал, что с волками разобралась я сама, а он только нашел меня в лесу. Яныш перечил Ивану, говорил, что быть не может, чтобы баба сама управилась с волком.

Вера потянула меня на рукав хлопковой рубахи.

— Мне тут мужик мой сказал, что вы завтра уезжаете в Архангельск обратно. Я там тебе гостинцев собрала. И про пса твоего не забыла. Да только он не ест ничего. Я сказала господину Янышу об этом, а он мужу моему наказал собаку — то пристрелить.

Я поперхнулась.

— Думаю, скажу тебе, пока не поздно. Все-таки пёс хороший. С волками справился, а на самом ни царапинки. — ВЕра доверительно посмотрела мне в глаза.

Я смотрела на Яныша стальным взглядом. Как он мог, приказать этим людям убить моего пса, моего защитника, моего хранителя?! Я сжала деревянную ложку в руке. Дерево треснуло. Вера замерла с соленым огурцом во рту:

— Я те вот что скажу, муж мой грех на душу брать не хочет. Если позволишь, оставь нам пса, а я скажу что схоронила зверя утром. Пусть у нас волкодав остается. Мы его кормить будем, на цепи будет сидеть только по ночам в псарне. — затараторила Вера влажными губами.

Я, откинула разломанную ложку, поднялась из-за стола, оставив толстуху без ответа. Вышла из дома и направилась в псарню. Я хотела лишь одного — взять пса и убежать куда глаза глядят. Яныш что-то крикнул мне, но я его не слушала. Я пробежала по темному подворью, зашла к охотничьим псам под соломенный навес.

Мой черный пёс громко залаял и ринулся ко мне. Яныш догнал меня и отдышавшись сказал:

— Ты почему меня не слушаешься?! Своего мужа! Я сказал стоять! Слышишь?

Я медленно гладила чёрную жёсткую шерсть пса и не обращала внимание на пьяного Яныша.

— Больше никакой охоты, слышишь меня! Я видел как ты смотрела на этого Ивана. Ходила за ним, словно бездомная псина, впервые получившая ласку. — рассвирепел муж.

— Прекрати. — тихо и отрывисто ответила я.

— Ты, дрянь! — Яныш схватил меня за локоть и больно притянул к себе. — Смотри на меня! Вернемся домой, я тебе покажу беготню по лесам! А пока, гляди, что я с тобой сделаю.

Яныш ухватил ошейник пса и натянул его на мощной чёрной шее. Пёс извивался и рычал. Я бросилась на Яныша с кулаками. Яныш оттолкнул меня с силой, я рухнула на землю. Муж продолжал стягивать ошейник на шее пса. Пёс извернулся и вцепился в шею мужа. Я с ужасом смотрела, как псина грызет плоть Яныша, разрывает тонкую кожу у лица. Я пыталась закрыть глаза руками, но не могла не пошевелиться.

Пёс покончил с моим тираном. Я схватилась за голову. Боже, что же делать? Собак, что грызут людей — убивают, но я не могла поднять руку на своего защитника. Пёс оторвал морду от тела Яныша, облизнулся, подошел ко мне и сел рядом, тяжело дыша. Он был спокоен, ласков и приветлив, словно ничего не случилось. Я ватными ладонями погладила широкую голову пса, не сводя глаз с изувеченного тела Яныша. Пёс ткнул меня мокрым носом в шею. Охотничьи собаки жались друг другу — немые свидетели драмы. Пёс напрягся и гавкнул.

— Анна, ты здесь? — голос Ивана прозвучал где-то в темноте.

Я быстро поднялась, не чувствуя ног, расправила сарафан и приказала псу встать позади. Пёс вильнул хвостом и послушно спрятался за широкую юбку.

— Тут. — еле слышно ответила я.

Иван вошел в псарню, увидел изуродованного Яныша и побелел.

— Что тут произошло?