Стремясь приумножить те богатства, которые должны былидостаться Майклу, Марион незаметно для себя сама полюбила бизнес. Он стал ейпочти так же дорог, как и Майкл.

— Привет, мам. Ты прекрасно выглядишь. Вздрогнув отнеожиданности, Марион открыла глаза и увидела сына. Майкл стоял на порогегостиной и улыбался, а Марион едва не заплакала по-настоящему. Больше всего насвете ей хотелось броситься к нему навстречу, обнять и прижать к себе, каккогда-то, но увы — она не могла этого себе позволить. Вместо этого она толькослегка улыбнулась в ответ на приветствие сына.

— Я не слышала, как ты вошел.

В этих словах не было приглашения подойти поближе, как небыло никакого намека на то, что Марион на самом деле чувствовала. Разобраться,что творится у нее в душе, всегда было трудно, порой просто невозможно.

— Я открыл дверь своим ключом, — объяснилМайкл. — Так можно мне войти?

— Конечно. Может, ты хочешь перекусить? Майкл медленновошел в комнату и огляделся по сторонам с таким видом, словно он впервые видитроскошную обстановку и обшитые темными дубовыми панелями стены. На губах егоиграла неуверенная улыбка. Потом он вдруг посмотрел на стоявшую перед матерьютарелку и облизнулся, словно мальчишка.

— Гм-м… что это у тебя такое? Шоколадные, да? Марионусмехнулась и покачала головой. Похоже, в некоторых отношениях Майкл все ещеоставался ребенком.

— Это профитроли. Хочешь?.. Я думаю, Мэтти еще здесь.Она убирается в кладовке, и…

— …И доедает, что еще осталось, — закончил Майкл,и они оба рассмеялись шутке, в которой, как было прекрасно известно обоим, былодостаточно много правды. Потом Марион взяла со стола колокольчик и позвонила.

Мэтти появилась в гостиной через считанные мгновения. На нейбыло строгое черное платье, отороченное кружевами, и белая кружевная наколка вволосах. Всю жизнь Мэтти только тем и занималась, что подавала, готовила иубирала за другими, и лишь изредка ей выдавалось свободное воскресенье, чтобызаняться своими делами. Впрочем, получив долгожданный выходной, она зачастуюпросто не знала, что с ним делать.

— Что прикажете, мэм? — спросила она и, искосапосмотрев на Майкла, не сдержала приветливой улыбки. Майкл всегда был еелюбимцем.

— Принеси чашку кофе мистеру Хилларду, Мэтти. Какнасчет десерта, дорогой? — обратилась Марион к сыну и, когда онотрицательно покачал головой, закончила решительно:

— Значит, один кофе, Мэтти.

— Хорошо, мэм.

На мгновение — и уже не в первый раз — Майкл задумался,почему мать никогда не говорит слугам ни «спасибо», ни «пожалуйста». Онадержалась с ними так, словно все они были рождены для того, чтобы исполнятьлюбые ее желания. Впрочем, он знал, что Марион именно так и думает. Всю жизньона прожила в окружении слуг: гувернанток, секретарей, помощников, референтов ипрочих.

Мать Марион погибла в автомобильной катастрофе, когда ей быловсего три года. Вместе с ней погиб и старший брат Марион, который должен былунаследовать финансовую империю Хиллардов, но она оказалась ему достойнойзаменой.

— Как дела в университете?

— Отлично. И, слава богу, через две недели уже конец.

— Я знаю. И очень горжусь тобой, Майкл. Докторскаястепень — это не шутка, особенно — в архитектурном бизнесе. — «О, мама!..»— как в детстве захотелось воскликнуть Майклу, но он сдержался. — Кстати,насчет работы для этого твоего Эйвери… Мы свяжемся с ним на следующей неделе ивсе ему сообщим. Надеюсь, ты не проговорился ему?

По ее взгляду и голосу Майкл понял, что на самом деле МарионХиллард совершенно безразлично, сказал он другу о том, что его ожидает, илинет. Устроить Бену сюрприз — это была целиком его идея; Марион же смотрела наэту затею как на мальчишество.

— Нет, я не проговорился. Он будет очень доволен.

— Еще бы! Это отличное место.

— Бен его заслуживает.

— Надеюсь, что так… — Если бы Марион считала иначе,ничто бы не могло ее убедить, и Майкл отлично это знал. — Ну а ты? Готоввзяться за дело? Твой кабинет закончат на следующей неделе.

При этих ее словах глаза Майкла невольно сверкнули. Егокабинет должен был быть таким же, как отцовский, — с богатой деревянной отделкой,с гравюрами на стенах, с роскошными кожаными креслами и диванами, с антикварнымстолом и книжными шкафами, которые Марион приобрела в Лондоне в прошлыевыходные.

— Уверена, что тебе он понравится, — добавилаМарион, и Майкл улыбнулся ей.

— Так оно и будет, мама. Я планировал повесить кое-чтона стены, но, пожалуй, я подожду, пока не увижу весь кабинет в целом.

Ему показалось, что в глазах матери мелькнула тревога.

— Тебе не нужно ни о чем беспокоиться, — сказалаона поспешно. — У меня есть что-то, что должно тебе понравиться.

Она имела в виду, конечно, гравюры — старинные и оченьдорогие гравюры, которые принадлежали еще ее деду, но у Майкла было на этотсчет свое мнение. Он хотел повесить у себя в кабинете картины Нэнси.

В его глазах вспыхнул упрямый огонек, и это не укрылось отвнимательного взгляда Марион.

— Мама… — Майкл сел рядом с ней и вытянул под столомноги. — Спасибо большое, Мэтти, — сказал он служанке, котораяпринесла кофе.

— Не за что, мистер Хиллард. — Мэтти сноваулыбнулась ему. Майкл всегда был очень вежлив с ней и другими слугами идержался так, словно ему было неудобно беспокоить их по пустякам. В отличие от…— Что-нибудь еще, мэм?

— Нет, хотя… Может быть, мы перейдем в библиотеку,Майкл?

— Хорошо, идем. — Майкл кивнул, ибо ему пришло вголову, что в библиотеке разговаривать будет легче. Огромная гостиная материвсегда напоминала ему просторный бальный зал, который он видел в одном иззагородных имений Хиллардов. Никакой откровенный разговор здесь был попростуневозможен.

Майкл поднялся и вышел из гостиной вслед за матерью.Библиотека была совсем рядом; чтобы попасть туда, нужно было лишь пройти подаркой, повернуть налево и подняться на три невысокие ступеньки, застеленныетолстым зеленым ковром.

Из окон библиотеки открывался прекрасный вид на Пятую авенюи Центральный парк. В камине горели настоящие кедровые поленья, и по всейкомнате плыл их душистый смолистый запах. Две стены были сплошь заняты книжнымиполками, третья была свободна, и на ней висел портрет отца Майкла. Это был, пожалуй,самый удачный его снимок. На нем, во всяком случае, он выглядел нежным,внимательным и добрым — человеком, с которым каждому, кто глядел на портрет,хотелось познакомиться поближе.

В детстве Майкл часто приходил сюда, чтобы «поговорить» сотцом; сначала он беседовал с ним вслух, но Марион, однажды застав его за этимзанятием, попыталась внушить сыну, насколько это глупо. С тех пор Майклбеседовал с отцом только про себя, но он знал, что мать сама часто приходитсюда и плачет, глядя на портрет.