– Тогда подумай, как следует. Подумай и взвесь! Новаяцивилизация, молодая страна, взявшая все лучшее...

– Вот только один маленький нюанс, – прервала Маринаскучным, даже безразличным тоном. – Одна немаловажная деталь, котораясводит на нет всю завлекательность твоего нового мира... Ты предатель, Дэн! Вывсе предатели! Вы долго и целеустремленно предавали своих, а некоторых иубивали – Степана, Тимофея, людей в том самолете, наверняка и других... Вот вчем загвоздка! Ради этого вашего прекрасного нового мира вам понадобилосьпредавать и убивать, и ведь это лишь начало. Значит, мир этот получится вовсене прекрасным. Предавали и убивали своих... – повторила она. – Выизменили стае, Дэн. И это, сдается мне, перечеркивает все ваши прекрасныезамыслы. На кой черт мне новый мир, построенный предателями и изменниками?!Право же, Дэн, ты плохо знаешь психологию варваров. Тебе надобно помнить, чтоодна из высших ценностей варвара – верность. Однажды данной клятве. Однаждыподнятому флагу. И так далее. Вот на этом ты и споткнулся, сволочь такая,предатель чертов...

Молниеносный обмен взглядами – и не осталось никакихнедомолвок, а любой дипломатии пришел конец. Друг против друга стояли двое,готовые убивать. Его рука рванулась из кармана, и Марина, уйдя в сторонуотработанным пируэтом, выбросила руку с черным короткоствольным револьвером.Два выстрела прозвучали на открытом пространстве, над широкой рекой совсемнегромко и несерьезно, этакие отрывистые хлопки. Но Денис, опрокидываясь,завалился в нелепой позе, так и не успев выхватить оружие. Рухнул на кучумусора, дернулся несколько раз и замер. Определенная ирония судьбы, подумалаМарина с мимолетной насмешкой. Помешанный на чистоте ненавистник дурных запахови грязи окончил свои дни посередине гигантской свалки...

И тут же вокруг стало невероятно многолюдно. Отовсюду, изовсех укрытий, выскакивали целеустремленные люди с оружием наголо, неслисьнапролом по мусорным кучам, пачкаясь и взметая тучи ошметков – героическиетрудяги из «внутренних расследований», борцы за чистоту рядов, рук и мыслей,ангелы-мстители, обязанные по долгу службы подозревать во всех мыслимыхпрегрешениях даже собственных покойных бабушек, не говоря уж о дедушках, женахи племянниках...

Марина смотрела на них с усталым любопытством, высматриваяглавного. К ее некоторому удивлению, таковым оказался старый знакомый, ФилиппМоржев, костистый верзила с худым лицом, исполненным нешуточных подозрений ковсему человечеству, второй человек в этом приятном заведении. Крепенько же васприперло, ребята, подумала она, ухмыляясь. Расскажи кому из посвященных – неповерят. Фил-Скелет, Кабинетный Фил, теоретик и затворник, собственной персонойнесется со всех ног по грудам вонючего мусора, да вдобавок пушкой машет, словноазартный стажер...

– Здорово, шпики, – сказала она дружелюбно. – Всезаписали, надеюсь.

Отцепила крохотный микрофон, спрятанный под воротом майки,бросила его на кучу мусора. Филипп остановился рядом, дыша так тяжело, словноотмахал десяток миль. Сварливо осведомился:

– Обязательно было его убивать?

Марина пожала плечами:

– Как-то так получилось... А нечего пушкой махать! Непереживай. У вас, я так понимаю, и без того будет чертова уйма клиентов.

– Где коды?

Подняв лицо к небу, Марина задумчиво пошевелила губами.Потом сказала:

– Я так прикидываю, еще в воздухе. Что ты глаза выпучил?Коды лежат в посылке, отправленной надежной экспресс-почтой. Посылка адресованав Президентский дворец. Подбери челюсть, Скелет! Все так и обстоит. Вамосталась самая простая работенка – связаться с тем отделом Секретной службы,который подобные посылки бдительно потрошит, и объяснить ситуацию.

– С ума сошла?

– Да ничего подобного! Творчески размышляя над ситуацией,подумала, что президент – последний, кто согласится участвовать в этакомзаговоре. Логично?

До него понемногу доходило. Он прямо-таки задохнулся отярости:

– Ты что, кошка дикая, хочешь сказать, что подозревала...

– Фил, ты неподражаем, – прищурилась Марина. –Почему ты решил, что это твое исключительное право – подозревать всех? Ладно,что мы тут топчемся и болтаем о высоких материях? По-моему, нам тут большенечего делать. Я думаю, тебе вовсе не обязательно заботиться о перетаскиванииэтой падали, – она кивнула в ту сторону, где в трогательном единении сдохлой кошкой блестела пара начищенных ботинок. – Нравы в эти местах незатейливыеи бесхитростные, ни один абориген не станет бежать в полицию и сообщать о новомжмурике. А крыс тут навалом, и жрут они в три глотки. Только из карманов нужновыгрести все, чтобы не осталось ни малейшей зацепки. Или ты собираешьсяхоронить его с военным оркестром?

– Перебьется!

– Вот видишь!

– Ты в самом деле отослала коды в Питер?

– Говорю тебе, это самое безопасное место, – сказалаМарина. – Ох, и суматоха скоро там начнется!

– Не то слово, – буркнул Филипп.

Отошел, неуклюже пряча пистолет, вполголоса распорядился, инад покойником проворно захлопотали. Вернувшись, постоял рядом, сердито фыркаяи бормоча что-то под нос. Сказал хмуро:

– Старик названивает каждые полчаса. О тебебеспокоится.

– А что обо мне беспокоиться? – пожала плечами Марина. –Справилась, как всегда. Есть у меня такое обыкновение…

– Тяжело пришлось? – спросил Филипп, пытаясь придатьголосу сочувственные и дружелюбные нотки, к чему совершенно не привык.

– Ерунда, – сказала Марина. – Были, конечно,хлопоты и неприятности, но, в общем, ничего жуткого... И хватит об этом! Естьболее насущные вопросы. Точнее, есть одна девочка... Здешняя. Мне плевать, какты это устроишь, но она должна улететь с нами. И никаких дискуссий. Я ееобещала забрать с собой.

– Зачем? Что за филантропия?

– Никакой филантропии, – сказала Марина. – Онамногообещающая. Потом сам поймешь и согласишься со мной, что постоянный притоксвежей варварской крови просто необходим, если ты этого еще не понял на моемвеликолепном, блистательном примере... Не стой, как истукан, звони и утрясайвсе немедленно! Брякни Старику, я сама с ним поговорю...

Она отвернулась и посмотрела на широкую реку. Как многиереки, эта тоже далеко отсюда впадала в море, где когда-то, давным-давно, жиливсе до единого, ничего не зная о суше. Были ли они от этого счастливее, илидело обстояло как раз наоборот, уже никто сказать не в состоянии…