Вечером Витька и Толик проверили дом, включили сигнализациюи отправились спать. Ночью незаметно покинуть жилище Папы никак невозможно, этоя знала доподлинно. Другое дело днем. Почему-то бдительность проявляли тольконочью, а утром я спокойно встала, произвела уборку, разбудила Витьку иотправила его за хлебом. Магазин размещался за углом, но он поехал на машине.Конечно, сигнализацию отключили. Толик тоже встал, бродил по огромному дому ине знал, чем себя занять. Я спокойно вышла в сад, протиснулась сквозь прутьяограды на соседскую территорию и, пользуясь тем, что хозяева дома до сих пор невернулись из-за границы, через калитку вышла на улицу. Остановила такси,доехала до центра, а там уже троллейбусом до своей квартиры. Здесь меня ждалсюрприз. На диване лежал Док и читал газету.

— О Господи, — покачала я головой. — Что тыздесь делаешь?

— Ты сама сказала, что у меня опасно.

— А здесь, по-твоему, нет? Вроде мы договорились, чтоты уедешь?

Док нахмурился и молчал. Уезжать он никуда не собирался.Беда с мужиками: упрямы, своенравны, а мысли их одинаковы и совершеннонеинтересны.

— Ладно, Док, — примирительно сказала я, садясьрядом. — Монах воюет с Климом. Авось ему не до нас.

— Орлов звонил два раза, — вздохнул Док. —Варя, этот конверт… для чего ты велела передать его Скобелеву?

— Опять двадцать пять! — всплеснула яруками. — Говорили уже…

— Варя, этот парень погиб! — взвизгнул Док.

— Какой еще парень?

— Прекрати, прекрати немедленно! — Он вскочил, а язатихла, уставилась в пол и сидела с таким видом, точно ничего не вижу и неслышу. Док опустился передо мной на корточки. — Варя, посмотри на меня…Что с тобой происходит?

— Хочешь упечь меня в психушку?

— Что за глупость? — Он покачал головой, чувствуясебя оскорбленным, но ведь подумывал… — Варя, парня застрелил Скобелев?

— Откуда мне знать? Я живу в доме Папы, двадцать четыречаса в сутки под пристальным оком охраны. Все городские события проходят мимо.

— Прекрати! — выкрикнул он. — Это Скобелев?Как ты заставила его совершить убийство? Сказала, что этот парень расстрелялего семью?

— Чушь, Док. Ты сам в это не веришь. Надеюсь, ты ничегоне сказал Орлову? — «Слава Богу, не сказал…»

— Варя… я многое могу понять… Скажи мне, парень один изтех троих?

— Да, — кивнула я. Соврать было проще.

— Ясно… Но Скобелев… Ты не должна была…

— Я должна была пристрелить его своими руками? —хмыкнула я.

— Варя, то, что ты делаешь…

— Замолчи! — не выдержав, крикнула я. Но тут жесебя одернула: криком я ничего не добьюсь. Поэтому отвернулась и заплакала. Докзамер у окна, а я пошла к нему, раскинув руки и приговаривая:

— Док… Господи, мне так плохо, Док…

Конечно, он меня обнял, стал гладить по спине и утешать.

— Бедная моя девочка, — шептал он.

Так-то лучше. Пролив немало слез, мы покинули квартиру.Перед этим я просмотрела свои записи, а потом позвонила Скобелеву. Разговорзанял полторы минуты. На этот раз он не задал ни одного вопроса. Это слегканастораживало, парень, как видно, вошел во вкус. Надо бы встретиться с ним ималенько пошарить в его головушке.

Док в это время ходил за моей машиной и ничегошеньки неслышал. Звонок касался одного из дружков Монаха, моя душа жаждаласправедливости, если у Клима дружок отдал Богу душу, значит, и Сашка должен скем-нибудь проститься. Это слегка простимулирует обоих. На самого Монаха я незамахивалась: во-первых, он в настоящий момент осторожен, следовательно,достать его дело хлопотное, а также опасное, во-вторых, первая попыткаСкобелева разделаться с ним успехом не увенчалась, а я суеверная, так чтовторую ему лучше не затевать, а препоручить это дело другому человеку. ДастБог, у того ловчее получится.

Вернулся Док, я устроилась в машине, поглядывая по сторонамс некоторым страхом: меня, должно быть, уже ищут.

— Куда? — выехав на одну из центральных улиц иточно опомнившись, спросил Док.

— Давай-ка в район химзавода.

— Зачем? — несказанно удивился он и вроде бы дажепритормозил, но в нужном месте свернул, чем меня порадовал, а я приняласьобъяснять:

— Там полно всяких развалюх. Кроме бомжей, вдольКанавки никто не живет. Как думаешь, за бомжей мы сойдем?

— Варвара, — нахмурился он. — Я не понимаю,зачем тебе эта Канавка? Мы можем уехать из города…

— Чего ж не уехал? — разозлилась я и тут же себяодернула: Док не Резо, и с ним так разговаривать не стоит. — У меня естьдело, — покаянно проронила я.

— Какое?

— Клим. Не хочешь помочь, не надо, но хотя бы не мешай.

Док повернулся ко мне и, помедлив, кивнул, точно соглашаясь.Лучше бы на дорогу смотрел…

Мы выехали к Канавке. Названием поселок был обязан глубокомуоврагу, внизу которого когда-то пробегал веселый ручеек. Помнится, давным-давномы ватагой ходили сюда весной ловить майских жуков. Чуть выше был ключик,чистый и звонкий, а дальше начинался лес. Теперь все в прошлом. Еще до моегорождения поселок оказался в черте города, но длительное время оставался зеленымостровком, не тронутым городской жизнью. Потом здесь построили новые корпусахимкомбината, вместо рощи появился троллейбусный парк, а овраг превратили всвалку. За пятнадцать лет от былой деревенской жизни не осталось и следа.Грязь, вонь, ветхие лачуги. После запуска комбината народ стали потихонькупереселять отсюда. Люди уезжали в новые квартиры, но родные места не забывали:летом здесь еще долго бурлила жизнь, дома использовали как дачи, а на огородахс утра до вечера кипела работа. Но вскоре даже самые стойкие вынуждены былипокинуть эти места, Канавку окончательно превратили в городскую свалку. Зданияветшали, рушились, сохранилась лишь часть улицы, домов пять, не больше, но иони вызывали уныние, жители ждали выселения со дня на день и на хозяйствомахнули рукой. Канавку сразу же облюбовали бомжи. Каждую зиму непременнослучался пожар с человеческими жертвами. Домики больше походили на развалины,заборы рухнули, и никому, кажется, не было дела до этого Богом забытого места.Сейчас я не могла не порадоваться этому обстоятельству.