Он, помедлив, кивнул.

— Вот и отлично. Завтра же уезжай из города.

— Куда? — сразу же заволновался он.

— Куда угодно. На юг, за границу. Деньги есть.

— А работа?

— Придумай что-нибудь. Возьми больничный… Господи, Док,ты взрослый человек. Не заставляй меня нервничать. Я не хочу, чтобы Монах дотебя добрался.

— И на какое время я должен уехать?

— Не знаю. Звони мне. Думаю, позвонить ты можешь, этоне вызовет подозрений, в конце концов, ты мой лечащий врач.

Перспективы его не очень вдохновили, но он пошел к Папе ичто-то там наплел по поводу своего отъезда, а потом простился со мной, думаяпри этом, что я просто хочу от него избавиться. Вести долгие беседы иразубеждать времени не было, потому я поцеловала его на прощание и шепнула:

— Я буду очень скучать.

Это его немного утешило.

Пока я прощалась с Доком, Резо успел рассказать Папе оКлиме. Клима мой благодетель в принципе не жаловал, а тут и вовсеразволновался: ведь не кто иной, как Клим, послав ребятишек, довел меня досумасшествия. По его мнению, я об этом ничего не знаю, да и сам Клим, должнобыть, не догадывается, но все равно взаимный интерес ни к чему хорошему неприведет.

Резо стоял за спиной хозяина и хитро щурил глазки, а Папаласково меня выспрашивал:

— Резо говорит, ты на турбазе познакомилась с молодымчеловеком.

«Ну мудрец», — хмыкнула я и кивнула.

— В общем-то мы не знакомились. Мы с Резо играли вбадминтон, а он бросил мне волан, когда тот улетел на тропинку. А потом подошелк нам, и они с Резо немного поболтали. На уху звал.

— А ты? — Я пожала плечами. — Он тебепонравился? — Папа разговаривал со мной, как с малым ребенком, начистозабыв, сколько мне лет. Нет, вспомнил. Мысль его свелась к тому, что это ум уменя детский (с чего бы вдруг?), а вообще-то я взрослая женщина и была замужем,хоть и недолго. Против природы не попрешь и все такое… Я насторожилась: как быПапа от избытка доброты не стал мне давать каких-нибудь собачьих таблеток,борясь с природой. Тут он, кстати, вспомнил, что муж от меня сбежал за границуиз-за этой самой природы, то есть из-за ее отсутствия в моем организме,посмотрел с сомнением и вроде бы успокоился. На сон грядущий мы сыграли вшахматы, Резо пасся рядом и время от времени подхалимски лыбился. Надо егокак-то отучать от стукачества.

На следующее утро мы отправились на рынок за продуктами. Шливдоль бесконечного ряда торговцев и набивали сумку.

Резо расплачивался за помидоры, а я воскликнула:

— Ой, апельсины забыла! — и отошла кпротивоположной стороне.

Рвануть за мной сразу он не смог, тут возник дядька стележкой, доверху нагруженной ящиками, и Резо на мгновение потерял меня извиду. Я юркнула в узкий проход между прилавками и бросилась к выходу, используяестественные укрытия. Бегом удалилась от рынка на два квартала, еще по дорогезаприметив здесь телефон, и позвонила Скобелеву. К счастью, он оказался дома,был трезв и, как выяснилось, ждал нагоняя за неудачное покушение на Монаха. Яего утешила: в любой работе случаются осечки. Кто б нас со стороны послушал —белая горячка. Я — дело понятное, не зря в психушке отлеживалась, а Скобелев?Не иначе, алкоголизм сумел-таки нанести существенный урон его психике.

«Шеф дает вам возможность реабилитироваться», —мысленно хмыкнула я, а вслух сказала:

— Витя, в твоем почтовом ящике конверт. Человек нафотографии — один из самых гнусных бандитов в городе. Но крайне осторожный.

Скобелев время впустую не тратил, спросил отрывисто:

— Когда?

— Сегодня, ближе к вечеру, он вернется с рыбалки. Адресв конверте.

Вот тут бы ему опомниться и позвонить в соответствующееучреждение… Правда, после того как машина Монаха взлетела на воздух, звонитьбыло бы затруднительно. Я почти не сомневалась: он сделает, что я хочу, потомучто давно, еще год назад, Виктор Скобелев, держа на руках своего погибшегоребенка, разом и окончательно свихнулся. И если бы я не придумала невероятныйбред о тайной организации, он сам, по собственной инициативе, в один прекрасныйдень принялся бы палить по всем, кто казался ему преступником. С организациейнамного спокойнее: выполняешь приказ, и вроде бы грех с души снят.

Не успела я закончить беседу, как заметила Резо. Он рыскалпо улицам на любимом «Опеле» и был злой как черт. Впрочем, углядев меня,вздохнул с облегчением. Я пошла навстречу машине со счастливой улыбкой. Оноткрыл окно со своей стороны, я приблизилась вплотную и заявила:

— Не вздумай донести.

Обойдя машину, устроилась на своем месте, а Резо не спешапоехал, на меня старался не смотреть и был несчастен.

«Надо с ним что-то решать, — подумала я, поглядывая нанего с большим сомнением. — Давно пора осчастливить парня, но не лежитдуша, и все тут».

Разобрав покупки, я занялась работой по дому. Резо мучилсяпо соседству, пытаясь определиться: сообщить Папе о моем бегстве и последующемзвонке или нет. Я подошла, погрозила пальцем и повторила:

— Не вздумай…

А он вроде бы испугался: то ли моему провидческому дару, толи своему отступничеству от незыблемых правил мастера охраны.

— Хочешь салатик? — ласково предложила я,сообразив, что разговариваю с ним довольно грубо и он может расстроиться.

— Не хочу, — ответил он с обидой и сталрассматривать свои ботинки.

— Может, чаю хочешь? — не унималась я.

— Ничего не хочу.

— Так-таки ничего? — Глазки-бусинки смотрели сотчаянием. — Ты мог бы просто посидеть рядом, пока я пью чай, — стихой грустью заметила я. — В конце концов, это твоя работа.

Услышав любимое слово, он приободрился и потопал за мной.

Обедали мы с Папой, я сидела и прикидывала, стоит емусказать о том, что я собираюсь позвонить Климу, или дождаться, когда ему обэтом донесут. Поразмышляв, я решила: пусть Резо выполняет свою работу, должнабыть у человека радость в жизни.

После обеда, когда Папа удалился отдохнуть (чувствовал онсебя неважно — гипертония одолела), я решительно подошла к телефону и, необращая внимания на Резо, позвонила в психушку. Здесь меня порадовали: Док наработу не вышел, приболел. Я перезвонила ему домой, телефон ответил длиннымигудками, и я вновь порадовалась: должно быть, все-таки хватило ума, уехал. Резоподошел почти вплотную, уставясь на меня со свирепостью.