— Как ты? — спросил, заметив, что я открыла глаза.

— Нормально. Тебя Папа отыскал?

— Да. Позвонил… Он хочет, чтобы я пожил здесь некотороевремя.

— Соглашайся, — кивнула я. — Сейчас в этомдоме самое безопасное место для тебя.

— А работа? Я взял больничный на неделю…

— Больничный не проблема, а на улице лучше непоказываться. По моим прикидкам, Монаху на днях придется несладко, и онрассвирепеет.

Док посмотрел на меня и заметил:

— А знаешь, этот твой Папа действительно переживает… Онхорошо относится к тебе…

— И что? — хмыкнула я.

Док пожал плечами:

— Ничего. Я не знаю твоих планов в отношении Папы,просто… Тебе его не жалко?

— Жалко, — покаялась я. — Мне вообще всехлюдей жалко, а также кошек, собак и лягушек.

Док погрустил и вскоре удалился. Его настроение мне очень ненравилось. Глаз да глаз нужен за Доком…

Пару дней я лежала в своей комнате, молчаливая и несчастная.Папа подолгу сидел рядом и пытался меня утешить. От него я узнала, что дела уСашки — хуже не бывает. Гоняют его и наши, и ваши, и старый друг Клим впридачу. Монах из города скорее всего смылся и где-то залег, его активно ищут,а пока, на всякий случай, колошматят дружков. Дело, конечно, хорошее. Дружков унего и так было немного, а теперь и вовсе поубавилось. Будь у меня время, япридумала бы для Сашки что-нибудь поинтереснее пули в затылок, но Монах меняпугал по-настоящему, и потому выбирать не приходилось. Папа злился, что прошлодва дня, а результатов — кот наплакал, хотя на розыски Монаха людей отрядилинемало. Работы в моргах прибавилось, только что за радость от этого, если Сашкав очередной раз ушел. Папа думал думу и хмурился, а я ласково на негопоглядывала и прикидывала: «Как мне с ним быть? В настоящее время он для менязащита и опора. А его кончина, ежели таковая приключится вскорости, должнавыглядеть впечатляюще». В общем, мы подолгу держались за руки, и каждый думал освоем.

Через пару дней я смогла подняться и даже погулять в саду.Потом дела мои заметно пошли на поправку. Я вновь возложила на себя заботы подому и радовала Папу застенчивой улыбкой и мягким характером. В шахматы в этидни играли больше обыкновенного.

К концу недели, окончательно оправившись, я позвонила Климу.На этот раз он узнал меня сразу и вроде бы забеспокоился. Я попросила его освидании, назначив встречу все в том же парке, что и в первый раз. Отказатьсяон не решился.

Часа три я продумывала свой туалет, а потом отправилась кПапе и заявила, что собралась на свидание. Папа растерялся, с ходу не нашел чтоответить и позвал Дока. Само собой, тот его порадовал: мол, всякие свиданияочень хороши для моего полного и окончательного выздоровления. Док говорилдолго, весьма кстати употребляя медицинские термины, но Папу до конца неубедил. Во-первых, тот считал, что болтаться по улицам, даже с охраной, мнесейчас не стоит, во-вторых, Папа терпеть не мог Клима вообще, а в качествевозможного зятя в особенности, в-третьих, его очень беспокоил тот факт, чторомантическая встреча (как ни крути, а Клим меня таки спас) повлияет на моичувства, а если учесть, что в голове у меня не все дома, то я и напридумаю Богзнает чего, а Клим, воспользовавшись ситуацией, поматросит да и бросит, и чтотогда делать Папе? Очередная измена подорвет мое хрупкое здоровье, и чем сиекончится, ведомо одному Богу. Мысли в общем-то правильные. Иметь взрослую дочьох как нелегко, но об этом надо было думать раньше.

В конце концов Папа свое согласие дал, но без всякой охоты.Я во время затянувшейся дискуссии лежала в своей комнате, дрыгала ногой иперечитывала Ремарка. Вкусы у нас с Климом были довольно схожи, и, если сегоднякакой-нибудь дурацкий звонок не испортит мне всю малину, будет занятно.

Встреча была назначена на три часа. Витьке, из-за того чтоза мной не углядел, в доме было отказано. Хорошо хоть жив остался. В половинетретьего мы с Толиком загрузились в его «девятку» какой-то совершенно нелепойрасцветки.

— Машина военная, — заявил он. Как выяснилось, этоозначало, что в машине недостает многих существенных деталей: ручек, пепельниц,заднего сиденья, а дребезжала бедняжка на ходу так, что у меня сводило зубы.

Когда мы подъехали к парку, я от души порадовалась, норановато: еще минут пять Толик выбирался из машины сам и наконец смог извлечьменя. В общем, это заняло много времени, но все равно мы приехали минут задесять до назначенного срока. Клима не было, и я торопливо припустилась поаллее на облюбованную мной скамейку. Толик вышагивал сзади, в отличие от Резоотносясь к обязанностям охранника со спартанским спокойствием.

Только я устроилась на скамейке и вошла в роль, как в аллеепоказался Клим. Толик сел в тенечке, метрах в десяти от меня, и зевал так, чтомог лишиться челюсти. Охраны Клима нигде не было видно, в парк он вошел один,правда, трое дружков остались ждать в машине возле входа.

Клим смотрел на меня и терялся в догадках, зачем я емупозвонила. Объяснять я не собиралась.

— Как хорошо, что ты опять здесь, — сказала я,сияя лицом. — Где ты пропадал столько времени?

Клим вроде бы споткнулся, но на ногах устоял. Взглядторопливо скользнул по моему лицу, я продолжала улыбаться вполне осмысленно, иэто сбивало с толку.

— Где ты был? — повторила я. Он пожал плечами.

— Сегодня?

— Ну да…

— Дома… ездил по делам…

— Дела? — удивилась я. — Зачем тебе какие-тодела? Почему тебе непременно хочется заниматься какими-нибудь делами? Этоскучно. Разве нет? — Наверное, — ответил Клим, понемногу приходя всебя.

Я поднялась, взяла его за руку и повела за собой, но не поаллее, а по зеленой траве. Наклонилась, сорвала одуванчик, порыв ветра унеспушистые зонтики. Клим смотрел на меня и продолжал теряться в догадках.Вспомнил, что я чокнутая, и успокоился, а потом вдруг решил, что я оченькрасивая.

«Наконец-то. Для кого я, по-твоему, старалась?»

— Одуванчики смешные, правда?

— Правда, — согласился он вежливо и даже синтересом, вовремя вспомнив, кто у нас теперь в папах.

— Тебе не нравится здесь? — распахнув глазкипошире, спросила я вроде бы испуганно.

— Нет, почему… Ты сказала, что хочешь встретиться…зачем?

Этот вопрос поверг меня в раздумья.

— Разве не все равно? Какое это имеет значение?