— Я? Не знаю. Наверное. Куда ты все время уходишь? Тебенельзя быть здесь рядом со мной?

— Наверное, можно, — пожал он плечами.

— Тогда почему ты уходишь?

— Люди не могут всегда быть вместе.

— Глупость какая. Почему это?

— Не знаю… Всегда быть вместе не получается. Людиработают, занимаются другими делами, спят…

— Ты сегодня болтаешь ужасную чепуху. Скажи честно: тыпросто дразнишь меня?

— Нет. — Он покачал головой и дотронулся до моегоплеча. — Ты очень красивая.

— Да? Скажи мне еще раз…

— Ты очень красивая.

— Я хочу, чтобы ты всегда так говорил. Хорошо? Когда тыговоришь мне это, у тебя нежный голос. — Голос правда был нежным.

«А что, если он на досуге перечитал любимые книги? —насторожилась я. — Нет, не перечитал, ну и кто из нас в таком случаестрадает шизофренией?»

В последующие дни мы еще несколько раз встречались в парке,и я упорно изображала чокнутую. Такое дуракаваляние объяснялось просто: яразыгрывала героиню Ремарка, вынуждая Клима разыгрывать героя. Конечно, он обэтом не подозревал, потому что давно не перечитывал любимого автора, а зря.Впрочем, я этому обстоятельству радовалась. Для тех, кто Ремарка не читал,поясняю: речь идет об одном молодом человеке, который умудрился полюбитьсумасшедшую (надо признать, она была красавицей), так вот, она его то узнавала,то нет, то принимала за совершенно другого человека. Потом девчонку вылечили,но хеппи-энда не получилось: она не пожелала его вспомнить, да и ему самомукрасотка в нормальном состоянии не больно пришлась по вкусу. Вот такая история.

Однако эти сцены я разыгрывала вовсе не для того, чтобыпросто порадовать Клима. Была у меня одна забавная мыслишка…

В этот день Клим решил пожаловаться, что накануне в магазинея его не узнала. Посмотрев удивленно, я начала весело, до слез, хохотать.

— Какую глупость ты сказал, — немногоуспокоившись, покачала я головой. — Как это я могу тебя не узнать? Я отыщутебя в самой большой толпе, как будто ты этого не знаешь. Ты меня просторазыгрываешь.

— И все-таки ты меня не узнала. Ты была очень красивойи ужасно чужой…

— А… — Я откинула со лба волосы и стала смотреть внебо. — Я знаю, о ком ты… Ты видел ее, да?

— Кого?

— Ну… ее. Она ужасно строгая и не дает мне уходить.Представляешь, она запирает меня в бельевой шкаф, чтобы я не сбежала. — Ямахнула рукой. — Это она выдумала, что я сумасшедшая. Она и доктор. И ещеона сердится, когда я говорю о тебе.

— Почему?

— Она… странная. Не хочет никого любить. Когда ясказала, что люблю тебя, она ужасно разозлилась.

— Ты ей сказала, что любишь меня?

— Ну да, конечно. Почему я должна скрывать это? Ведь тыне говорил, что я должна скрывать? Ты не сердишься?

— Конечно, нет.

— А ее это расстроило.

— Почему?

— Скажи: она тебе не понравилась? — не обращаявнимания на его вопрос, спросила я.

— Не в этом дело. Просто она совсем чужая. Понимаешь?

— Конечно, — кивнула я. — Она такаянесчастная… очень-очень.

— Почему?

— Потому что с ней произошла ужасная вещь, —подумав, ответила я со вздохом. — Она мне не рассказывала, но я все равнознаю. Мне даже кажется иногда, что я все это видела. Они вошли втроем… Нет,сначала один… и ударил ее, и разбилось зеркало, я видела осколки, а потом вошлите двое… Я помню их лица… Как ты думаешь, я все это видела?

— Что, Варя?

— То, что они с ней сделали? Или она мне все-такирассказала?

— Там в подвале было трое мужчин?

— В подвале? Какой подвал? Вовсе нет, это было давно…разбилось зеркало. Это было в моей квартире. Она жила в ней.

— А ты?

— И я, наверное, тоже. Они ее расспрашивали о каком-тосвященнике… да-да, священнике, а она так страшно кричала… Я ничем не могла ейпомочь… А потом взяла и убежала. Ужасно, да? Я ее бросила, и она за это терпетьменя не может. И запирает в шкаф. Ужасно глупо запирать человека в шкаф, ты ненаходишь? А вчера она так разозлилась… Она сказала, что видела того парня.

— Кого? — не понял Клим.

— Того, который вошел первым. Она очень испугалась исказала, что никуда меня не отпустит, потому что они рядом.

Я поднялась с травы и отряхнула подол.

Мы пошли по аллее, тихо и неспешно разговаривая, минут черездвадцать я забеспокоилась и сказала:

— Мне пора. Мы увидимся? Мне всегда грустно, когда тебянет.

Максим, услышав последнюю фразу, ухмыльнулся и дажеподмигнул Климу. Но тот этого вовсе не заметил.

— Я люблю тебя, — сказала я и пошла по аллее. А оностался стоять. Правильно, между прочим, сделал: потащись он за мной, и такаяклассная сцена была бы испорчена.

Рано утром кто-то заскребся в мою дверь.

«Черт», — подумала я, потому что этот кто-то отвлекменя от создания суперсценария для двух актеров. Я пребывала в расслабленномсостоянии, более того, даже заплакала, одновременно чувствуя себя и героиней, изрительницей. Неожиданный визит вызвал во мне волну протеста.

— Да! — без намека на гостеприимство крикнула я,ожидая, что войдет Док. Нет, еще хуже. На пороге стоял Резо и чрезвычайноласково мне улыбался.

— Ты? — удивилась я. — Уже выздоровел?

— Да, — кивнул он.

— А как нога?

— Отлично.

— Неужели совсем не болит? — Я нахмурилась, а Резозабеспокоился и посмотрел на принтер, но все-таки ответил:

— Совсем.

— Я думала, ты еще хотя бы неделю будешьотлеживаться, — проворчала я. — Ладно, заходи и закрой дверь.

Он прошел, сел в кресло, вздохнул очень жалостливо и начал:

— На самом-то деле я считал, что обязан выйти пораньше.

— Это почему?

— Ну… я думаю, никто не выполнит работу лучше меня.Максим — никудышный охранник.

— Вот оно что.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.