- Ты прав, - ледяным голосом сказала Мила, - мне этогодействительно не понять, это ты верно подметил.

Она остановила машину перед его домом и привычно подставилагубы для поцелуя. Костя поцеловал ее, но ответа не почувствовал. Словно девушкахотела сказать ему, что внешне все останется как прежде, но на самом деле онобидел ее глубоко и несправедливо.

- До завтра, - он неуверенно улыбнулся ей.

- До завтра, - ответила она без улыбки и уехала.

Поднимаясь по ненавистной лестнице в ненавистную квартиру,Костя подумал, что к длинному перечню ненавистных объектов отныне прибавилсяеще один - он сам. Он слабак и дурак, он не должен был поддаваться желаниям иэмоциям и заводить отношения с девушкой, с которой не может быть до концаоткровенным. Это только вначале кажется, что можно безнаказанно врать исохранять нежность и теплоту, а потом-то все равно становится понятно, что"так" не выходит. Нужно или взять на себя ответственность и всерассказать Миле, чтобы она поняла, откуда взялось такое странное егорасписание, и не сердилась, или поговорить с отцом, объяснить ему про Милу,попросить совета…, или разрешения…, и быть готовым выслушать от отца резкости игрубости, обвинения в том, что он не любит брата и готов предать его интересыради первой попавшейся юбки. И будет ссора, перерастающая в затяжной конфликт,и все снова разрушится, даже иллюзия пропадет, иллюзия единства семьи во главес сильным, все знающим и все умеющим отцом.

Эта иллюзия нужна маме. Вполне возможно, она нужна и Вадьке.И она, безусловно, нужна Косте. И в том, что эта иллюзия вошла в конфликт сКостиной личной жизнью, только его вина, Костина. Он сам виноват, кругомвиноват, и в том, что случилось с Вадиком, и в том, что только что произошломежду ним и Милой. И он ненавидел себя за это, за свою глупость и слабость, засвое неумение жертвовать собственными интересами во имя семьи.

Отца все еще не было дома, но зато была мама.

- Ученик заболел, - пояснила она, видя удивлениевошедшего в прихожую сына - Так что сегодня я пораньше освободилась. Как Вадик?

- Нормально. Ждет тебя в субботу. Очень горюет, чтопапа не приезжает. Мам, ты бы поговорила с отцом, а?

- О чем, сыночек?

- Ну, чтобы он к Вадьке ездил хоть иногда. А то Вадькадумает, что отец его презирает за слабость, за то, что он сделал.

- Сынок, папа знает, что ему делать, - тихо ответилаАнна Михайловна ставшей уже привычной фразой. - Я не могу ему указывать. Папа унас в семье главный.

- И ты в это веришь? - с неожиданной злобой воскликнулон. - Ты сама-то веришь в то, что он главный?

- Ты что говоришь, Костя? - Голос матери стал строгим,в ней проснулся педагог-воспитатель. - Ты сам себя слышишь? Как ты смеешь такотзываться об отце?

- Смею. - Он почти захлебывался словами, перед глазамивсе стояли глаза Милы, когда он произнес эти страшные, чудовищные по своейжестокости слова: "Тебе этого не понять". Это были глаза раненогоживотного, которое подползло к человеческому жилью в надежде на помощь, аполучило пинок кованым сапогом в живот.

Какой же он подлец, как он мог так с ней разговаривать! -Смею, потому что это все обман, самообман, понимаешь, мам? Никому не нужно то,что мы тут делаем, ни Вадьке, ни мне, ни тебе. Для всех было бы гораздо лучше,если бы отец устроился хоть на какую-нибудь работу, и мы жили бы у себя дома, ипапа ездил бы к Вадьке хотя бы два раза в неделю, и ты не бегала бы по урокам,а вместо этого ездила бы к Вадьке или занималась домом.

Вот тогда это была бы нормальная семья. А сейчас мы толькоделаем вид, что мы - семья и делаем одно общее дело. Да, мы делаем общее дело,но только знаешь какое?

Не за Вадьку мстим, нет, мы отцом занимаемся, мы помогаемему почувствовать себя хозяином, главным. Что, не так?

Анна Михайловна не отвечала, она молча смотрела на сына, ииз ее широко распахнутых глаз катились слезы.

- Не плачь, мам, - попросил он упавшим голосом.

Весь пыл его разом улетучился, он снова начал чувствоватьсебя негодяем, обидевшим человека. На этот раз маму. - Это я так, сгоряча. Яотца люблю, но я же не слепой, я все понимаю…

- Раз ты не слепой и все понимаешь, - тихо сказаламать, - то должен понимать все до конца. Вадику уже не поможешь, все, что моглос ним случиться, уже случилось, а папе еще можно помочь выбраться из той ямы, вкоторую он попал. И кто, как не мы с тобой, его самые близкие люди, должныоказать ему эту помощь.

- Но не такой же ценой!

Костя снова начал заводиться, не обращая внимания на то, чтоони с матерью так и стоят в полутемной прихожей.

- Какой ценой? Костик, о какой цене ты говоришь?

И в самом деле, о чем это он? О том, что он поссорился сМилой? Так не навсегда же, они уже почти и помирились, даже поцеловались напрощание, и она сказала, как обычно: "До завтра". О том, что он живеткакой-то странной, несвойственной восемнадцатилетним парням жизнью? О том, чтоу него нет мобильника, что он не может пригласить в гости приятелей илидевушку, что не может пойти на день рождения к сокурснице или всю ночьпротанцевать в клубе? Тоже мне цена! Даже говорить об этом стыдно.

- Я говорю о том, что ты работаешь как вол, чтобы мыимели возможность снимать эту квартиру, - ответил он, краснея от мысли о том,что в первую очередь под "ценой" подразумевал собственные неудобства,а о матери подумал только потом.

- Это ерунда, папино самочувствие важнее.

- И для этого самочувствия он заставляет меня ухаживатьза какой-то старухой! - почти выкрикнул Костя. - Мам, у меня есть девушка, я еелюблю, и я не хочу ни за кем больше ухаживать, втираться в доверие, придумыватьвсякие фокусы… А отец сказал, что, если мне не удастся ее разговорить, мнепридется ее…, с ней…, в общем, ты сама понимаешь, о чем речь. Ты считаешь, чтоэто все - маленькая цена?

- Пойдем ужинать, сынок, - вздохнула Анна Михайловна. -Ты устал, ты сердишься, никакого толкового разговора у нас не выйдет. Вот вернетсяпапа…

Ну конечно, вернется папа, и все встанет на свои места. Женапришла домой раньше и ждет заработавшегося мужа со службы, как и положено вобразцовых патриархальных семьях. Костя окончательно понял, что для мамы самоеглавное - сохранить семью, вернуть тот распорядок, ту расстановку сил, котораябыла много лет и при которой все друг друга любили. При которой отец был главойсемьи. Для мамы главное - психологический комфорт отца. Она - любящая ипреданная жена, готовая ради мужа на любые жертвы. И можно ли ее за этоосуждать?

Костя вяло сжевал приготовленный матерью ужин, стараясь несмотреть по сторонам, чтобы не видеть стены с ободранными обоями, покрытуюнеоттираемой ржавчиной кухонную раковину, прожженный незатушенными окуркамилинолеум на полу и вообще все, что он ненавидел в этой квартире. После ужина онпослушно, выполняя указания отца, данные еще утром, сел у окна и уставилсяневидящим взглядом на подъезд дома напротив. Он даже не сразу заметил, какпришла Вероника в сопровождении какого-то дедка, они поговорили еще минутдвадцать, прогуливаясь вдоль дома, потом Вероника вошла в подъезд, а дедокуковылял в сторону метро.