Впрочем, он не знал, как складывались бы его отношения сбабушкой, ежели б таковая у него была. Обе бабушки и оба дедушки умерли, кто доКостиного рождения, кто когда он был совсем маленьким, так уж получилось. Такчто осуждать Милу он поостерегся, неизвестно еще, как бы он сам вел себя втакой же ситуации. Но все равно ему было отчего-то неприятно.

- А тебе самой хорошо в такой семье? - спросил он.

- Отлично, - фыркнула Мила. - Я не понимаю, чего тыхочешь-то? Что ты собираешься от меня услышать?

Что я страдаю без родительского внимания? Так ни капелькиЧем меньше они ко мне лезут, тем мне лучше.

Или ты думаешь, что я прямо извелась вся от горя, потому чтопапаня трахает молоденьких красоточек, а маман устраивает свою личную жизньдоступными ей средствами? Не извелась, как видишь.

- И не боишься, что они разведутся? - не поверил Костя.

- Да как тебе сказать… Пожалуй, что и не боюсь. Дляменя-то что изменится? Папаня без средств не оставит, он во мне души не чает,так что после развода вообще купюрами по горло засыплет Под это дело я еще исвободу себе выторговать попробую, чтобы с маман не оставаться, пусть квартирумне купит. Буду сама себе хозяйкой, тогда и бабка мне указывать не сможет, скем встречаться, а кого отваживать.

- Тебя послушать, так выходит, что ты предков своих ине любишь совсем, - заметил он.

Мила мгновенно погрустнела и так резко повернула направо, впереулок, что чуть не подрезала идущий по соседней полосе"Фольксваген".

- Я бы очень хотела их любить, - негромко произнеслаона, - но у меня как-то не получается. Понимаешь, принято считать, что любимоечадо - это чадо, у которого все есть. То есть для него родители стараются, влепешку разбиваются, чтобы у ребенка было все, что нужно. Когда денег в семьемало, тогда ребенку стараются внимания побольше уделить, тепла, заботы. А когдаденег навалом, так проще дорогие игрушки покупать и модные тряпки. Дитядовольно? Довольно. Что и требовалось доказать. Дитя-то глупое, оно же непонимает, что радость от игрушки или от модных штанов - не то же самое, чторадость от совместно проведенного дня с походом в парк культуры или в театр.Радость - она и есть радость, и многие родители на это покупаются. Когда ясовсем маленькой была, еще при советской власти, денег было немного, как увсех, и у меня не было каких-то невероятных зашибенных кукол или игрушек, затоя хорошо помню, как мы с родителями и с бабушкой, все вместе, ходили в ТеатрОбразцова и в цирк. А летом на целый день в Парк Горького заваливались,аттракционы всякие, мороженое, газировка, обеды на свежем воздухе. Все вместе,понимаешь, Костик? И как потом я это месяцами вспоминала, картинки рисовала, вдетском садике подружкам рассказывала. А когда я пошла в школу, уже началисьденьги. Мама перестала работать, бабка светской львицей заделалась, все простообалдели от этих денег.

Про папаню и речи нет, он зарабатывал, ему не до меня было.И как-то так получилось, что любить меня стало означать заваливать меняподарками и всем тем, что можно купить. Я как дура радовалась, что лучше всех вклассе одета, что у меня самые клевые кассеты и самый крутой видик, что у менявсегда есть карманные деньги и я могу девчонок чем угодно угостить, дажедорогими сигаретами. А теперь понимаю, что не надо было на этот крючокпопадаться, надо мне было на все эти подарки кислую мину корчить, а радоватьсятолько тогда, когда мы вместе куда-то ходили или что-то делали, да хоть быпросто книжку вслух читали, но задним-то умом, сам знаешь, мы все крепки.Откупаться всегда легче, чем душу Вкладывать.

Костя слушал ее и вспоминал собственное детство, свое иВадькино. Да, в нем было все то, чего так недоставало Миле и о чем она сейчасгорюет. Отец и мама не жалели для сыновей ни времени, ни душевных сил, и былине только совместно проведенные выходные с театрами и аттракционами, но идолгие, полные приключений походы с рюкзаками и палатками, рыбалкой и ухой изкотелка, и поездки в другие города, экскурсии, и многое, многое другое, что такобъединяет родителей и детей. Все это было, пока отец не остался без работы.

Тогда из веселого, сильного и уверенного в себе человека,боготворимого сыновьями и обожаемого женой, он постепенно превратился в вечновсем недовольного брюзгу, брызжущего ненавистью ко всем, чей достаток превышалего собственный. И семья стала разваливаться. Потому что на место любви и взаимнойподдержки пришли неприязнь и необходимость "считаться и терпеть". Ивот теперь появилось что-то похожее на ту, прежнюю семью…

Можно ли пренебречь этим, разрушить непослушанием и явнымпротестом? Наверное, можно. Но мама, она ведь так радуется, что отец воспрялдухом… Пусть отец сто, тысячу, миллион раз не прав, но ради мамы Костя готовпотерпеть еще.

- Прости, Милка, я, наверное, все-таки не смогу пойти стобой на день рождения.

- Почему? - холодно спросила она, так холодно, словноне она только что, минуту назад с горечью говорила о своей семье.

- Потому что у меня семья не такая, как у тебя.

- Какая это не такая?

- Понимаешь… У нас несчастье, у нас Вадька очень сильноболеет, и мы вокруг этого несчастья как бы сплотились, что ли… Я не знаю, какэто объяснить… Мы должны друг друга поддерживать, быть вместе каждую минуту,свободную от работы или учебы, понимаешь? Если я пойду веселиться ипраздновать, а родители останутся дома одни со своим горем, это получится какбудто предательство. Понимаешь?

- Понимаю, - ответила она уже не так холодно. - Но этоведь не может длиться вечно. Люди не могут и не должны отказывать себе врадости, если кто-то один в семье болеет, это тоже не правильно. Когда случаетсябеда - это шок, и тогда действительно все вместе, плечо к плечу. Но бедаявляется бедой только в первое время, потом она превращается в элемент жизни, вее неотъемлемую часть, к которой привыкают и не позволяют ей лишать себянормальных радостей. Сколько времени болеет твой брат?

- С октября.

- А сейчас апрель заканчивается. Семь месяцев, -констатировала Мила. - За семь месяцев можно привыкнуть к любой беде настолько,чтобы не нуждаться в постоянной ежедневной поддержке. Ты не согласен?

В глубине души Костя был, разумеется, согласен. Но вслухсказать этого не мог, потому что придуманная им версия была единственнымоправданием невозможности проводить с Милой не только дни, но и вечера. Илирассказать ей всю правду, или настаивать на своем.

- Это тебе только так кажется, - сурово произнес он. -В твоей семье, может, и за месяц привыкли бы, а в моей все по-другому. Мы всеочень любим друг друга.

Тебе этого не понять.

Он бил по больному месту, но для него важнее всего былосейчас оправдаться, любым способом, любыми средствами, но оправдаться.