– Да-да, Марина Геннадьевна, а я уже начал сомневаться,что вы когда-нибудь объявитесь. Вы в городе? Нам срочно необходимо встретиться.

– Да, я понимаю. А могли бы мы встретиться где-нибудь…в кафе, например, а не в вашем кабинете?

– Чем вам мой кабинет не симпатичен?

– Откуда мне знать, если я там никогда не была.Выслушав меня, вы поймете, почему я предпочитаю встретиться в неформальнойобстановке.

– Заинтриговали вы меня, Марина Геннадьевна. Что ж, яне против встречи… в неформальной обстановке. Думаю, часам к шести яосвобожусь. Прямо напротив моей работы есть кафе с милым названием «Ладушка».Там и увидимся.

– Не скажешь, что место очень подходящее, –буркнула я, а он засмеялся. – Как думаешь, что у него на уме? –отбросив телефон, спросила я Алексея. Он пожал плечами. – Сунемся в кафе,и нас сразу же определят в здание напротив, причем в наручниках.

– Лучше не надо, – подумав, ответил он. – Дляних лучше.

Через пару часов мы отправились в город. Перед тем как сестьв машину, Алексей сказал Ларисе:

– Ты остаешься здесь. И без глупостей.

Она ничего не ответила, только покрепче прижала к себеребенка и замерла на крыльце, ожидая, когда мы уедем. Всю дорогу я здоровонервничала и оттого молчала. Алексею, судя по всему, тревожные мысли недосаждали, я заподозрила, что нервов у него нет вовсе. По крайней мере, именнотакое впечатление он производил. Встретиться со следователем было моей идеей,так что приставать к Алексею с вопросом: «А не сваляли ли мы дурака,отправившись в кафе?» – было по меньшей мере глупо. Меня волновала еще однапроблема: что можно рассказать Савушкину? Точнее, каким образом заставить еговыслушать до конца мой рассказ, а главное, в него поверить. Последнее казалосьособенно проблематичным. По дороге я дважды набирала номер Павла, но его телефонпо-прежнему был отключен.

В кафе мы вошли без пяти минут шесть. Я огляделась,высматривая свободный столик. Такового не оказалось, я в досаде чертыхнулась, итут мужчина, сидевший в центре зала, поднялся и махнул мне рукой.

– Марина Геннадьевна!

Следователь, к моему удивлению, оказался совсем молодыммужчиной, было ему не больше тридцати. Невысокий, узколицый, с пшеничного цветаволосами, светлоглазый и румяный. Язык не поворачивался называть его поимени-отчеству. Я бы предпочла мужчину в летах, с сединой и жизненным опытом.Хотя в мою историю и молодому человеку, и пожилому поверить одинаково трудно.

Глеб Григорьевич, окинув моего спутника внимательнымвзглядом, едва заметно нахмурился, зато мне улыбнулся широко и сердечно.

– Рад познакомиться, – он назвал свое имя и пожалмне руку. Алексею кивнул, тот в ответ даже на кивок не расщедрился, пододвинулмне стул и только после этого сел сам. Такая вежливость произвела на Савушкинавпечатление, теперь он смотрел на Алексея с любопытством, словно гадая, ктоперед ним. Я его прекрасно понимала, так как тот же вопрос уже не раз задаваласебе сама. Официантка принесла нам кофе, а я поняла, что к разговору совсем неготова, и в отчаянии ляпнула:

– Я не знаю, кто я. Оттого не спешу в вашкабинет. – Савушкин посмотрел серьезно и кивнул. – Буду оченьпризнательна, если вы меня выслушаете.

– Выслушать вас я не против, – заметил он совздохом. – Только вы должны понимать…

– Выслушайте сначала, – перебила я и рассказаласвою историю, не вдаваясь в подробности и утаив два существенных факта: то, чтов доме за городом находится бывшая жена Павла с ребенком, и то, что вчеравечером мы были в здании фонда. Глеб Григорьевич слушал, помешивая ложечкой вчашке, ложка звякала, и это меня ужасно раздражало. Когда я закончила, оннекоторое время молчал, а я начала томиться. – Понимаю, в такое поверитьнепросто, – не выдержала я, он вскинул голову и усмехнулся.

– День сегодня полон неожиданностей. Рано утром пришлосообщение о бойне, которую кто-то учинил в здании фонда, кстати, того самого, окотором вы рассказали. Жуткое зрелище, скажу я вам. Девять трупов и одинсвидетель. Он хоть физически совсем не пострадал, но рассудка лишился и ничеготолкового поведать не может. Даже свою фамилию назвать не в состоянии. Затоочень эмоционально повествует о том, что видел чудовище, монстра, которыйразорвал на куски девять человек. Врачи говорят, это последствие шока. О том,что там было на самом деле, остается только догадываться, но девять трупов –это слишком. К тому же все погибшие были вооружены до зубов, что тоже наводитна размышления. А к обеду в моем кабинете появился Павел Самсонов и рассказалсовершенно невероятную историю. О стрельбе в здании фонда он уже слышал, думаю,это и заставило его прийти к нам. Теперь вот вы… И что я буду докладыватьначальству? То-то оно обрадуется.

– Сочувствую, – буркнула я. – Только как быскверно вы себя сейчас ни чувствовали, поверьте на слово, мне еще хуже.

Он кивнул, вроде бы соглашаясь:

– История, прямо скажем, фантастическая.

– Другой нет. Я хочу знать, кто я, то есть кем я былачетыре месяца назад.

Савушкин достал из кармана фотографию и протянул мне. Наснимке был Геннадий Андреевич. От его самоуверенности и следа не осталось,совершенно безумная физиономия.

– Знаете его?

– Да, – со вздохом призналась я. – Именно онвыдавал себя за командира какой-то сверхсекретной группы, в которую якобывходили я и Павел.

– А если это действительно так? – помедлив,спросил Глеб Григорьевич. – Конечно, глядя на вас, трудно представить, чтоэто правда, но… чего только в жизни не бывает. Это я к тому говорю… это я ктому, – с невеселой улыбкой продолжил он, – что мы ненароком можемвлезть со своим расследованием в такое дерьмо…

– Так вот что вас беспокоит, – разозлилась я.

– Марина Геннадьевна, – он поднял руку впредупредительном жесте. – Я человек маленький, у меня начальство есть,пусть оно и ломает голову.

– А у меня подруга, которую убили, и шеф, который тожепогиб.

– Вот именно. Значит, кроме Самсонова, у вас свидетелейнет.

– Вы что, в убийствах меня подозреваете? –ужаснулась я.