…К своему убежищу мы подъезжали в полной темноте. В светефар возник бревенчатый сруб, окна были закрыты ставнями. «А если Ларисавсе-таки сбежала?» – подумала я, но в тот момент такое развитие событий вряд липроизвело бы на меня впечатление. После пережитого волноваться я была просто неспособна. Однако дверь оказалась запертой изнутри. Алексей остался ждать вмашине, а я отправилась за полотенцем и одеждой. Пугать женщину было ни к чему.Я постучала, через минуту дверь открылась, и я увидела Ларису. Судя по всему,спать она не ложилась. Отошла в сторону, пропустив меня в дом, и осталасьстоять у двери. Ей очень хотелось задать вопрос, но она не решалась.

Павлик лежал на кровати, сладко посапывая, электричества вдоме не было, но Лариса отыскала фонарь, он горел в кухне. Стараясь не шуметь,я взяла необходимые вещи, Лариса молча наблюдала за мной. Я прошла мимо, делаявид, что не замечаю ее присутствия, ее молящего взгляда. Если я позволю сейчасей уйти или позвонить Павлу, вряд ли смогу разобраться в этом деле. Сил двоихчеловек для этого недостаточно. Теперь к следователю мне дорога заказана, бойнюв офисе фонда так или иначе свяжут со мной, если Павел надумает все рассказать.Выходит, я никогда не узнаю, кто я на самом деле. Но если Павел даст показания,следствию придется покопаться в происходящем, и тех, кто за всем этим стоит,призовут к ответу. Если мне повезет. А если нет… они вынуждены будут прекратитьсвои опыты. Хотя бы на время. Выходит, Павел моя единственная надежда. Я отдалавещи Алексею и вернулась в дом.

– Ложитесь вместе с ребенком, – сказала яЛарисе. – А мы устроимся в кухне.

– Вы видели моего мужа? – решилась она.

– Да. С ним все в порядке. Он жив и здоров.

– Он сделал то, что вы хотели?

– Надеюсь, что сделает. Скорее всего, у него будутнеприятности. Но виноват в этом только он. В любом случае через сутки вы ссыном отправитесь домой.

– Вы сказали, что у мужа будут неприятности?

– Да. Он может оказаться в тюрьме.

– Я знала, что этим кончится, – вздохнула она ивдруг спросила: – Этот человек, кто он вам? – Я нахмурилась, не собираясьотвечать. – Он зверь, – прошептала она одними губами. – А у васглаза добрые.

– У вас тоже. А вот мужа вы себе выбрали… С чего вывзяли, что я умнее вас? Извините. Так уж вышло: если повезет вам, то не повезетмне.

– Вы нас отпустите? Правда отпустите?

– Через сутки.

Тут скрипнула входная дверь, и Лариса поспешно скрылась вспальне. В ту ночь я опять не спала, но теперь совсем по другой причине. Лежана полу рядом с Алексеем, я пыталась решить, что мне делать дальше. И раньшемой план никуда не годился (впрочем, еще вопрос, существовал ли он вообще), апосле сегодняшних событий о нем можно смело забыть.

Ближе к утру я пришла к выводу, что встретиться соследователем необходимо. Выжду время, отпущенное Павлу на раздумья, и позвоню.Легко сказать, встретиться. Войти в его кабинет я еще смогу, а вот смогу ли егобеспрепятственно покинуть? Но почему убийства в офисе непременно должны связатьс нами? Совершенно необязательно. Есть еще четыре убийства. Павел убежден, чтоантиквара с его помощником, Олега и Ирину убила я. Что, если следователь решиттак же? И я из подопытного кролика превращусь в главного подозреваемого. Кто вдействительности совершил эти убийства?

Допустим, мой шеф Геннадию Андреевичу был неудобен каквозможный свидетель. Он знал о таблетках и встречался с людьми из фонда. Но чтотакого опасного для них знала Ирина? Или тот же антиквар? И эти записки… Зачемподручным Геннадия Андреевича их оставлять? Чтобы запутать следствие? Илисвалить убийства на меня? Если так, то каким образом они рассчитывали это сделать?Ведь непонятно, кому записки адресованы. Убийца – псих… И тут меня озарило: ачто, если это один из подопытных кроликов? И записки адресованы вовсе не мне, атому же Геннадию Андреевичу. Означать они должны примерно следующее:полюбуйтесь на дело своих рук.

Радость от озарения была недолгой, поразмыслив, я вынужденабыла признать свою версию полным бредом. Антиквар еще куда ни шло, а вот Олег иИрина связаны со мной, предположить, что они оказались случайными жертвамиманьяка, конечно, можно, но как-то в это не верится. Оставалось одно: в тойжизни, о которой я ничего не помню, нас с убийцей что-то связывало.

Утром я продолжила свои размышления, прогуливаясь вдоль рекии наблюдая за тем, как Лариса играет с сыном. Алексей с праздным видом сидел накрыльце, однако чувствовалось, что меня из виду он не теряет даже на минуту.Зверь, так о нем сказала Лариса. Зверь, у которого убийство не вызываетотвращения. Я не имею права так думать о нем. Он убил, потому что другоговыхода не было. Он спас меня, черт возьми…

Я подошла и села рядом.

– Да не парься ты. Разберемся мы в этой истории… –сказал он, не глядя на меня.

– Хочешь правду?

– Валяй.

– Если придется выбирать… в общем, я готова ничего осебе не знать, лишь бы… лишь бы ты был рядом.

– Об этом ты сейчас думала?

– Об этом. Но лучше бы все-таки знать.

День прошел на удивление спокойно. Мы с Алексеем отправилиськупаться и вскоре оказались на противоположном берегу в приятном одиночестве,чем и поспешили воспользоваться. А потом лежали на речном песке и разглядывалиоблака. Солнце скрылось за верхушками сосен, и я, вздохнув, сказала:

– Двадцать часов уже прошло.

– У нас есть мобильный его жены, позвони Павлу и узнай,где он, – лениво отозвался Алексей.

А я подумала, что ему, в сущности, все равно: копаться вчужих секретах или греться на солнышке.

– Послушай, есть что-нибудь на этом свете, что тебяпо-настоящему волнует? – не выдержала я.

– Есть, – кивнул он. – Ты. Ты меня волнуешь.И даже очень, в чем ты имела возможность убедиться совсем недавно.

– И тебя не интересует, кто я? Кем я была всего четыремесяца назад?

– Кем бы ты ни была, для меня это значения не имеет. Илюбое открытие я уж как-нибудь переживу.

– Надеюсь, я тоже. Ладно, поплыли на тот берег.

Павел на звонок не ответил, его телефон был выключен.Повертев мобильный в руке, я решительно набрала номер следователя. Алексейнаблюдал за этим без всякого интереса.

– С Савушкиным я могу поговорить? – задала явопрос, услышав короткое «да».

– Слушаю вас.

– Моя фамилия Ермакова, я…