– Ты кто есть? – князь встал. – Изверг? Волк Лютый? Рычать ступай в лес к сродникам мохнатым! Нынче воевода, а завтра Глебка безродный! Пошел вон!

Чермный и бровью не повел, повернулся и ушел. Напоследок дверью хлопнул так, что стены затряслись.

– Кто там есть! – закричал Нежата челяди.

– Я, княже, – в гридню сунулся высокий паренек.

– Ростиха сыщи и ко мне отправь. Потом ступай на подворье к Божетеху. Передашь берёсту Владе Новоградской, – уселся за стол, потянулся царапать буквицы.

Через малое время, когда челядинец ушел выполнять наказ князев, показался Ростих.

– Марюсу обскажи что и как, – Нежата ярился.

– Понял, княже. Все сделаю. Каким днем?

– Пусть завтра в Навь отойдет, а нынче подышит напоследок. А челядинца сам, понял? Возьми с собой Руську Хромого. Он дурак, но крепкий. Вдвоем до Волхова дотягаете. Никто и не хватится, чай, и без него мертвых в достатке, – потянулся к опояске, достал мешок холстинковый и протянул ближнику. – За подмогу, Ростих, и за молчание.

Тощий принял с поклоном и вышел тихонько. Нежата же побродил по гридне, посмотрел, как солнце закатывается за реку, а потом уж накинул неприметное корзно и вон из хором.

По проулку прошел торопко: не хотел ни сплетен, ни чужих взглядов. В рощу ступил – зашагал быстрее. По берегу реки, в обход стогны и капища, а уж потом встал на том самом месте, где указал Владе…Владушке.

Ждал нетерпеливо, метался, пинал сапогами траву стоялую и стукал крепким кулаком по деревам. Солнце село, уступило место сумеркам светлым, а уж потом и они потемнели, сгустились.

Скор унялся, встал пряменько, пригладил долгую косицу и услыхал как треснула ветка. Обернулся и увидел ее, Пташку ненаглядную.

Она – тревожная – хотела укрыться за высокой сосной, тем и рассердила Новоградского князя:

– Влада, пришла ведь, так зачем прячешься? – двинулся к ней, ухватил за руку. – Знаешь ведь, не обижу.

– Нежата, зачем ты здесь? – голосок недобрый, взор суетливый.

– Тебя ждал, – удивился. – Ужель весть мою не получила? Отправлял к тебе челядинца с берёстой.

Она вздохнула и голову опустила, сокрушалась об чем-то, не иначе:

– Отпусти.

– Отпустить? – притянул к себе, обнял. – Ты же пришла, так чего рвешься? Любая, побудь со мной хоть малое время. Устал я, тошно жить. Одна у меня отрада, опричь тебя стоять, обнимать. Будто крылья за спиной растут, упасть не дают.

– К детям ступай, – рвалась из его рук. – Не туда занесло тебя, княже. Нет тут ни отрады твоей, ни пташки. Пусти, иначе опять волшбу на тебя кину.

– Любая моя, светлая, – целовать принялся румяные щеки. – Передохнуть бы, хоть малый миг. Не гони, помоги…

Прижал к стволу, стиснул руками и запечатал уста крепким поцелуем. Отпустить не мог, разумел, что сил на то не хватит.

– Нежата, – билась в его руках, отталкивала. – Чего ты хочешь? Что еще тебе от меня надобно?

– Силы дай, любовью подари, – тянул с плеч белых рубаху. – Моей будь! Увезу в Жатвинский лес, поселю в богатых хоромах!

– Запереть хочешь?! – толкала, била кулаками по плечам. – Не дамся! Не я тебе нужна, а силы мои ведовские! Так и говори правду!

– Все надо, все возьму… – шептал, безумный. – Моя…

А потом будто ослеп! Закружили перед глазами лазоревые искры, ноги словно прилипли к месту – не двинуться, ни качнуться.

– Вот тебе сила, – Влада отступила, натянула на плечи одежки. – Всю отдала.

– Благо тебе, любая, – Нежата разумел, что прояснилось в голове, думки заворочались, да и ответы нашлись.

– Сюда не приходи больше, глаза вокруг и уши, – отворотилась и ушла.

Нежата долго еще слышал поступь ее, звон долгих навесей и оберегов, что завсегда носила на опояске. Улыбался, счастливился и знал уж, что делать, как уговариваться и с кем.

Глава 31

Влада ушла подалее от того места, где остался Нежата, прислонилась плечом к шершавому стволу и дух перевела.

– Что, Влада, сладко было? – Голос Глеба напугал ведунью едва не до крика. – А я все гадаю, что ж ты мне отлуп даешь, от себя отталкиваешь? До сего дня думал, что князь тебя донимает, теперь, вижу, ты и сама не противишься.

Обернулась и встретила злой взгляд темных глаз Чермного. Затревожилась, затрепыхалась и бросилась к воеводе:

– Глебушка, погоди, все обскажу тебе!

– Отойди, – ярился, едва искрами не сыпал. – Отойди, Влада, инако не знаю, что сотворю. Руки сами тянутся шею тебе переломить. Вот так взял бы и… Тонкая она, белая… Нежная… – отступил на шаг. – Зачем? Врала зачем? Тьму раз вопрошал, люб ли тебе Нежата, так почему не призналась?

– Глебушка, что ты! – заполошилась, двинулась за ним. – Не люб! Противен! Куда ж ты? Не уходи, Глебушка!

– Противен?! – остановился ожег злым взглядом! – Силу ему слила! У меня берешь и ему даришь?! Уши вокруг? Глаза? Уж не мои ли?! Рубаху оправь, Влада, смотреть тошно. Глаз твоих лживых видеть не хочу, не могу… Видно, не все жемчуг, что блестит… Вторым разом прошу, отойди! Убью ведь…

Владка за голову схватилась, едва не завыла!

– Глеб, услышь меня! – заплакала. – Не к нему я шла! К тебе бежала! Похожи вы, как братья родные. По темени не признала. Нежата руку поднял косицу пригладить, так и догадалась, что не ты. А уж поздно было, заметил. Глебушка, милый, поверь ты мне!

– Врешь! Рубаху с плеч тоже для меня тянула?! – треснул дюжим кулаком по стволу, разбил пальцы в кровь. – Одного не пойму, зачем я тебе, коли к нему прикипела?! Он велел опричь меня виться?!

Владку морозцем окатило: руки задрожали, ноги едва не подогнулись.

– Никто и ничего мне велеть не может, – слезы уняла, говорила тихо, но твердо. – Коли ты взялся подглядывать, так видел, что не сама тянула, а князь приневолил. Почто напраслину на меня наводишь? Силу слила для того, чтоб смог град поднять, людям облегчение дать, – помолчала малое время,